Обыск
Рано утром 27 января в квартире юриста Евгения Рожкова раздался звонок. Неизвестные люди в чёрном настойчиво стучали и звонили, пока Евгений и его 86-летняя мать не подошли к двери.
— Мы из полиции, — прозвучало с той стороны двери.
— Ну раз вы из полиции, то вы должны быть в форменной одежде. Откуда я знаю, кто вы? — ответил Рожков людям в чёрном.
В ответ на это один из пришедших просто зажал звонок. Видимо, это должно было заставить Рожкова открыть дверь. Евгений — сам бывший сотрудник правоохранительных органов — понял, что если следователи так настойчиво пытаются попасть к нему в квартиру, то у них есть какие-то документы на обыск или задержание: «В общем, что-то серьёзное» — вспоминает Рожков.
Евгений Рожков, фото из личного архива
— Мы решили выдернуть звонок. Я второй раз говорю: «Что вам надо?». Один из них — самый такой рьяный — ответил: «Рожков Евгений Иванович, [надо] поговорить». Я говорю: «Зачем? Если вы сотрудники полиции, опустите повесточку в почтовый ящик. Я её заберу и приду по вызову», — продолжает Евгений Рожков.
В ответ на это он услышал: «А нам надо сейчас!». После небольшой словесной перепалки разговор закончился, но не стуки в дверь. Евгений понял, что самое время позвонить знакомому адвокату Алексею Краснопёрову. Так как те, кто находился за дверью, никак не объясняли цель своего визита. Параллельно Рожков «решил набрать 02» и написал адвокату, чтобы тот выписал ордер на его защиту.
— Объясняю ситуацию дежурному, что люди в штатском представляются сотрудниками полиции, ломятся в дверь, но я не могу в этом убедиться, кто это конкретно. «Хорошо, сейчас подъедем» — [ответил дежурный]. — После этого наряда я не видел, — говорит Рожков.
«Откройте, будем ломать дверь», — крикнул с той стороны двери один из людей в чёрном. На вопрос Рожкова о том, кто к нему ломится, один из следователей, которого, как впоследствии выяснилось, звали Дмитрий Калашников, попросил открыть дверь, чтобы «поговорить». В этот же момент, по словам Рожкова, вызванные сотрудники МЧС, стали вскрывать дверь в его квартиру. Евгений сам открыл дверь.
— [На входе в квартиру] стоит мать, стою я, — вспоминает Рожков тот день. — «Здрасьте, здрасьте. У нас постановление о проведении обыска по такому-то делу». Я говорю: «По какому?». «Губернатору отправили с вашего адреса электронной почты какое-то сообщение оскорбительного характера», — объяснили следователи причину визита. Я говорю: «Вы знаете, мы тут вообще не при чём — что я, что мать».
Как потом выяснится, следователи пришли в квартиру Рожкова по делу об угрозах «распустить на ленты лицо Гладкова» за коронавирусные ограничения, которые были введены в регионе. Но на тот момент первое, на что он обратил внимание, были понятые.
 Заявление Евгения Рожкова, которое приложено к протоколу обыска
|
|
— Понятых — двух молодых совсем — я спросил: «О, молодёжь! Наверное, студенты?». Один из них мне отвечает: «Да». Я говорю: «Наверное, знакомые сотрудников полиции?». Он: «Да». Я: «И раньше, наверное, в обысках участвовали?». Он говорит: «Да, нас приглашали». А тот [следователь], который в штатском, справа от меня стоял, стал махать ему головой влево-вправо, что типо «нет, нет, не участвовал». Но уже спалился, — продолжает Рожков.
У 86-летней матери Рожкова, по словам самого мужчины, диагностирована «старческая болезнь», из-за которой она состоит на учёте в психо-неврологическом диспансере.
— Она говорит: «Что такое? Уходите отсюда». Она вообще не понимала, что происходит. Она осознала это только тогда, когда всё это закончилось, — через два часа. Вот, мы вдвоём стоим, [когда открыли дверь], она ругается, я выслушал постановление. Мне на пороге предложили его подписать. Я сказал, что не буду подписывать, потому что я с ним не согласен.
Адвокат Краснопёров, которому Евгений пытался дозвониться, не отвечал. По закону, следователи не обязаны предоставлять подозреваемому адвоката во время обыска, но и препятствовать его вызову они не имели права, поэтому Рожков отправил Красноперову SMS с просьбой оформить ордер на его защиту и несколько раз пытался позвонить ему уже во время обыска.
 Скриншоты пропущенных звонков и СМС с телефона адвоката Алексея Краснопёрова
|
|
— Мать ничего не понимает. Я говорю при всей этой толпе [следователей]: «Мы не дозвонились до адвоката, давайте, пожалуйста, дежурного адвоката». Калашников мне отвечает: «У вас было время». Я говорю: «Какое время? Вы же мне только что зачитали постановление. С этого момента время пошло. Две минуты времени прошло». Я вижу, что ничего не добьюсь и говорю им, чтобы записали, что патронов, наркотиков, боеприпасов — ничего [в квартире] нет. Он записывает это в протокол. Я говорю: «И запишите, пожалуйста, что нам нужен дежурный адвокат». Это он категорически не стал писать.
На тот момент Евгений ещё не знал, что при обыске следователи найдут у него дома патроны. Чтобы обезопасить себя и мать, Рожков достал телефон и начал снимать всё происходящее в его квартире. Ещё одну съёмку — на камеру — по словам Рожкова, вели уже следователи, хотя потом в протоколе они напишут, что съёмка не велась. Мужчина решил потребовать адвоката уже на камеру.
— Я прошу предоставить мне дежурного адвоката, — сказал Рожков, направив камеру на следователя Калашникова. После это у него выбили из рук телефон (видео, по словам Рожкова, находится на телефоне, который изъяли во время обыска. Он полагает, что видео следователи могли удалить, — прим. Ф.) и начали его «крутить».
Он вспоминает этот момент так: «Сбивают с ног, закручивают руки и — кидают в коридоре. Мать — она с палочкой ходит — выбивают палочку, левый локоть — на излом, и тоже кидают на колени. Она тучная женщина, со всего маху упала на колени. Я говорю: „Я не понял. Что случилось? Кто вам сопротивление оказывал? На каком основании вы силу применяете“. Они там орут, что-то: „Ремень, давай его туда-сюда“. Мать начала кричать: „Помогите, помогите“ — она же ничего не понимает, для неё это был очень сильный шок. Один из следователей, который меня „крутил“ в этот момент по телефону говорил: „Да, да, они тут ещё сопротивление оказывают, действуем как при сопротивлении“».
|
|
На крики женщины вышли соседи. Но следователи просто закрыли дверь изнутри, отобрав у пенсионерки ключи. Они посадили Рожкова на диван и начали обыск.
В начале ему предложили самому выдать все электронные носители, с которых могло бы быть отправлено сообщение о «роспуске лица губернатора на ленточки». Евгений говорит, что всё отдал: «Пожалуйста, берите, проверяйте, мне скрывать нечего». По закону в случае добровольной выдачи предметов при обыске это отражается в протоколе. И — впоследствии это станет очень важной деталью — как считал Рожков, это внесли в протокол.
— Они всё, что я выдал, собрали и начали упаковывать под лампой — на улице ещё темно было. Мало того, что мне не разрешили очки надеть, так я ещё и в 2-3 метрах был от этого, — говорит мужчина.
Удачей следователей стали патроны, которые они нашли в квартире Рожкова, — короб с двумя патронами для пистолета Макарова и «мелкашки». Евгений работал в милиции в 80-х, поэтому он сомневается, что это патроны, которые остались у него с того времени. Мать Рожкова раньше сдавала комнаты курсантам БЮИ, поэтому, по мнению мужчины, их могли оставить квартиранты — коллеги следователей.
На коробке с патронами были какие-то надписи, поэтому Рожков предложил провести почерковедческую экспертизу. В ней Рожкову отказали.
Свидание
После обыска Рожкова привезли в Следственный комитет. Допрашивать его взялся старший следственной группы — следователь Алексей Бронников, как выражается Рожков, «цвет Следственного комитета области».
— Я тебя закрою. Сознавайся, за свои поступки надо отвечать, — так, по словам самого Рожкова, к нему обратился Бронников (получить подтверждение этих слов от самого Бронникова не удалось — прим. Ф.).
В СК Евгений сразу сослался на 51-ю статью российской Конституции и отказался свидетельствовать против себя и своих близких.
— В ходе обыска Калашников должен был вручить мне копию протокола. Он сказал: «Ты распишись, а как приедешь в Следственное управление, я тебе копию сниму и вручу». В СК подходит ко мне Калашников и вручает копию протокола обыска. Я смотрю — написано на четвёртой страничке: «Выдано добровольно». А фактически он ничего туда не написал. Он зачитал мне протокол с «Выдано добровольно», чтобы я не дергался — у меня и такое состояние было, что караул. А фактически я предполагаю, что он эту строчку пустой оставил. Он берёт этот протокол, ксерит в том числе для меня, берёт на ксерокопии пишет: «Выдано добровольно», ксерит ещё раз, и у него получается, что типа в протоколе есть запись о добровольной выдаче. Мы сидим вдвоём с государственным адвокатом [Михаилом] Гулиным. У Бронникова на столе был подлинник протокола, и с этим протоколом Бронников был обязан ознакомить Гулина. Гулин это всё фотографирует, включая эту пустую строчку. А у него такой телефон, который не номер кадра пишет, а дату, место и время. Обыск у нас был с 7:00 до 9:02, а страничка эта была сфотографирована в 9:56. Да и при обыске он не присутствовал и не мог что-то там сфотографировать.
— В это время, — продолжает Рожков, — Калашников подошёл к Бронникову и спросил, правильно ли составлен протокол. Тот долистал до четвёртой страницы, указал пальцем на пустую строчку и сказал: «Пиши: „Изъято в ходе обыска, потому что добровольная выдача может быть только при выемке, а при обыске — всё только принудительно“». Калашников в нашем присутствии берёт и дописывает.
По факту этим следователи лишили Евгения Рожкова права ссылаться на освобождение от уголовной ответственности по данной статье: если патроны были выданы добровольно, то по УК уже не привлекают. Но тут Дмитрий Калашников вспомнил, что в копии, которую он отдал Рожкову, указано, что во время обыска он всё выдал добровольно.
— И тут Бронников, который сидит в метре от меня, говорит: «А ну-ка дайте сюда, дайте сюда» — хвать копию из моих рук — и отдаёт её Калашникову. Тот говорит: «Я сейчас исправлю одну страничку и верну». И всё, он берёт исправленный протокол, в который внесена запись через час после обыска, сканирует его и вручает мне.
|
 |
«Готовят под стражу сегодня»
Во время обыска, как утверждает Рожков, он и его пожилая мать получили телесные повреждения — ушибы и вывихи. Они написали заявления в полицию и сняли побои в травмпунке, из которого через некоторое время пришло письмо в отдел полиции № 1 — к нему относится дом, в котором проживают Рожковы. Через некоторое время к ним домой пришёл участковый. Он попросил их передать медицинские карты. Евгений не возражал.
— Мы отдали, и всё — ни слуху, ни духу. Вот представьте: я писал заявление, мать [тоже] — никто ничего не делает, — рассказывает Рожков. — Тогда я жалобу кинул. Вот, недавно приходит ответ, и я вижу: 7 февраля отдел полиции направил документы кому? Начальнику СУ СК по Белгородской области. То же самое стало с моим заявлением о фальсификации протокола. Вы понимаете проблема в чём? Всё сосредоточено в руках [руководителя СУ СК по Белгородской области Станислава] Захарова. И руководство не возбуждает в отношении следователей дела.
Зато следователи продолжают расследование уголовного дела в отношении самого Рожкова.
— Оно возбуждено не в отношении меня, а по факту [угроз губернатору]. Я прохожу по делу подозреваемым, потому что дознаватель Третьякова усмотрела в адресе ******[email protected], что администратором его являюсь я. Хотя у Третьяковой есть распечатка с сервиса, что 17 октября, когда это всё случилось (отправка письма с угрозами — прим. Ф.), я с этого электронного адреса не выходил.
Евгений утверждает, что не отправлял письмо с угрозами, но в деле указано, что его почта была указана в электронной форме обращения на сайте правительства (форма обращения на сайте правительства действительно позволяет оставить любой адрес электронной почты, — прим. Ф.), а само обращение было отправлено с его ip-адреса (эксперты, у которых мы консультировались по этому вопросу, заявили, что один и тот же ip-адрес может использоваться нескольким десяткам или даже сотням человек. Это делается для упрощения и ускорения отправки пакетов данных, — прим. Ф.). Следователи, по его словам, «обещали довести дело до конца при любых раскладах». Рожков говорит, что вместе с адвокатом заявляли отвод следователям и неоднократно указывали на их предвзятость, но следователей в его деле так никто и не поменял.
Уже в марте Рожков обнаружил в своём почтовом ящике письмо с ответом на его заявление о необоснованном применении силы, в котором говорилось, что «применении физического насилия было вызвано длительным неоткрыванием входной двери, при этом признаков превышения необходимой силы, не установлено».
В уголовном деле есть ещё одно интересное письмо из СК — Рожкову пришёл ответ руководителя белгородского СК Станислава Захарова, который тот направлял начальнику УМВД по Белгородской области Василию Умнову 22 декабря 2021 года. В нём Захаров писал, что для заведения уголовного дела не хватает заявления самого Гладкова и его позиции по этому делу, которая бы позволила понять, насколько реально он оценивает угрозу насилия и признаков публичности оскорбления. В этом случае дело мог бы рассматривать Следком, пока же, по мнению Захарова, это должны были делать дознаватели УМВД. Видимо, в дальнейшем что-то в деле поменялось, потому его всё-таки продолжили рассматривать следователи СК.
***
Всё время, пока мы готовили текст, Евгений Рожков находился на больничном. Большую часть материала мы собрали, когда он лежал в больнице, куда его привезла скорая с критически высокими показателями давления. За два дня до публикации этого текста, 29 марта, с неизвестного номера мне пришло СМС: «Никита, меня задержал Бронников. Готовят под стражу сегодня», но ни по старому номеру, ни по тому, с которого пришло сообщение, уже никто не отвечал.
Адвокат Рожкова Алексей Краснопёров, до которого я смог дозвониться, подтвердил, что Евгения задержали. Краснопёров говорит, что это связано с тем, что Рожков не явился на допрос по повестке без уважительной причины. Однако уважительная причина у Рожкова была — он находился на больничном и даже не получал повестку — её СМСкой направили Краснопёрову, несмотря на то, что он не является фигурантом дела.
Сейчас Евгений Рожков находится в СИЗО, где ожидает решения суда по мере пресечения.
СМИ в России сейчас находится в очень непростой ситуации: одних — заблокировали, другие сами приостановили свою работу, кто-то из журналистов покинул страну. Мы же остаёмся здесь и намерены продолжать работать, насколько будет возможность это делать, честно предупреждая вас о том, что мы можем сделать, а что нет. Но в связи с сокращением заработка с рекламы, нам очень нужна ваша постоянная помощь: 200, 300, 500 рублей в месяц от вас в виде ежемесячных донатов, дорогие читатели, позволят нам сделать больше. Нам нужна ваша помощь, больше чем когда бы то ни было раньше (только, пожалуйста, делайте перечисления с российских банковских карт, перечисления с других карт мы не можем принять). Поддержите Fonar.tv! Вместе с вами мы сможем работать дальше! Мы надеемся на вас!
