«В Египте мы были с 28 октября по 7 ноября. Побыли один день и 31 октября получили вот такое сообщение прямо на пляже. Люди начали передавать друг другу новости, что самолёт разбился. Были разные версии: что теракт, что на самолёте что-то взорвали, что шов разошёлся (якобы самолёт старый). Весь отдых переживали, как обратно лететь — хоть бы домой добраться, ведь у нас четверо детей.
Когда мы должны были улетать, нас забрали из отеля в четыре утра и привезли в аэропорт. Точнее — перед входом бросили и уехали. В аэропорту нам сказали: „Россия, ожидайте в стороне, по вам вопрос решается“. Мы ждали час, ждали два... Потом я подошла и спросила, как долго нам ждать. Мы с мужем были вдвоём, а там были и с грудным ребёнком, и с ребёнком, которому четыре месяца, — детей целая куча.
Я сказала: „Если вы задерживаете самолёт более двух часов, по закону вы обязаны предоставить нам комнату отдыха, завтрак и хотя бы бутылку воды“. В аэропорту (было — прим. ред.) всё закрыто, магазины закрыты, не купить вообще ничего. У нас хоть была „полторашка“ воды, но у многих просто ничего не было.
Мы сидели и лежали на полу. Кто-то взял, как на пляже, „лежанку“ и устроился на ней. Кто-то на „сидушках“ успел занять места, их там очень мало было. Украинцы просто рядом проходили, их регистрировали и отправляли с чемоданами домой. А нам сказали, что поступила телеграмма из России с указанием не выпускать российских туристов с чемоданами. Мы достали электронные билеты, я их скотчем клеила на чемодан: писала номер телефона, номер рейса, город, в который доставить чемодан.
„Мы не можем решить вопрос, как вас правильно…“ — говорили они. „Отправляйте нас без чемоданов!“ — попросила я. Связалась с начальником аэропорта (я же боевая). Приехали российские корреспонденты канала „ТВЦ“. Я предложила всему борту, 220 человек, выйти к ним — пускай запишут и передадут по интернету в Россию, что россиян не выпускают. Новые автобусы с российскими туристами подвозили, оставляли их в аэропорту и уезжали. Мы битком были набиты там.
Перед нами прилетели два борта из Голландии или откуда-то оттуда. В один борт сложили чемоданы, в другой — посадили людей. Всё спокойно и быстро.
Свои чемоданы мы оставили кучей в аэропорту. Просто бросили. Я не знаю, как они будут досмотр делать, как лазить по вещам.
Мы попросили хотя бы ручную кладь пронести на борт. Взяли детям фрукты манго и всё. В десять часов началась регистрация, в 11:30 мы улетели. В полёте по громкой связи нам сказали: „Извините за неудобства, но на борту нет ни еды, ни воды“. С четырёх утра и до самого прилёта у нас не было еды и воды.
Одной женщине стало плохо — ей давали кислородную маску, подключали баллон. Несколько раз спрашивали по громкой связи, есть ли на борту медработник. Мы все переволновались, думали, что будет экстренная посадка в какой-то ближайший город. Я таблетки достала, какие у меня были, — „Ношпа“, „Анальгин“. Всё на свете ей давали. Не знаю, что с ней было.
Возможно, это было из-за скорости. Мы летели, наверное, 1 тысячу километров в час — просто неслись оттуда. Бортпроводница сказала, что самолёт сразу пустым рейсом полетит обратно в Египет.
В Белгороде мы были в 16:40. Мои начальники все были на месте: замначальника поста был в аэропорту, замначальника отдела и дежурная смена. Принимали декларации на багаж, как если бы чемодан потерялся у какого-то пассажира. А там все 220 человек писали, какой у кого багаж остался, что осталось внутри и всё такое. Такая давка была!
И так будет каждый раз: борт будет прилетать, таможня будет людей искать, вызывать, чтобы приехали за багажом. Потому что люди были из Грайворона, Старого Оскола, Губкина — вся Белгородская область.
В Белгороде нас встречали дочка с женихом. Когда я приехала домой, голова раскалывалась — я такого никогда не ощущала. Вторые сутки уже не могу прийти в себя. Хорошо, что не сразу надо на работу — можно немного передохнуть от такого отдыха».