«Утром дом стоит — вечером его нет». О чём рассказывают уехавшие из обстреливаемого Шебекина люди

Корреспондентка «Фонаря» Дана Зибрина съездила в один из белгородских пунктов временного размещения жителей, вынужденно переехавших из-за обстрелов, и выяснила, в каких условиях живут шебекинцы и как они переживают расставание с домом.

Уполномоченные по правам человека и ребёнка в Белгородской области Александр Панин и Галина Пятых вместе с сотрудниками объезжают все ПВР, где находятся жители Шебекина, уехавшие из города из-за обстрелов. Они узнают об условиях размещения, спрашивают о проблемах и сложностях. В один белгородский ПВР вместе с ними отправилась корреспондентка «Фонаря» Дана Зибрина.

Руководитель одного из белгородских пунктов временного размещения жителей (адрес и имя не приводятся из соображений безопасности — прим. Ф.) рассказал, что с 1 июня, после массовых ночных обстрелов, в областном центре начали сразу готовиться к беженцам. При этом руководителю пришлось для этого выйти из отпуска, который только начался: сейчас он следит за тем, как помогают шебекинцам. На сегодняшний день в этом ПВР живут более 100 человек вместе с их домашними питомцами.

— Сразу, как всё началось, мы приготовили постельное бельё, кровати, гладильные доски, кулеры, чайники. Питание у нас трёхразовое. Соцзащита у нас постоянно дежурит. Купили жильцам три стиральных машинки, скоро появятся дополнительные холодильники и микроволновки. У нас есть кухни, душевые, туалеты, — рассказывает руководитель ПВР.

«Весь наш город — как братья и сёстры»

Елена Демьянова приехала с мужем из Шебекина. С собой они забрали кошку Маню, документы и лекарства, а всё остальное осталось в доме — после отъезда семьи в нём начался пожар.

Елена Демьянова

— Это было ужасно. Целые дни обстрелы, обстрелы, обстрелы, мы всё это терпели. Под обстрелами ходили и на работу, и с работы. У нас город весь в таком же режиме жил, как раньше. В убежищах прятались. А в ночь с 31 мая на 1 июня было ужасно. Мы проверили, в каком состоянии убежище, и пошли спать в спальне. В полночь начался обстрел. Я предложила мужу: «Может, одетыми будем спать?», но он ответил: «Господи, в первый раз, что ли?». Ну и как-то после 12 часов все уснули, а в три ночи началась сильная [стрельба] по соседнему району. Муж меня еле успокоил, у меня была истерика. Я бегом оделась, к соседям начала стучать, спустилась в подвал — все сидели там до утра. В 6 утра вышли, а оно: «бум-бум-бум». Мы не знали, что нам делать. Солдаты начали подъезжать.

Все с нашей улицы шли наверх, чтобы нас хотя кто-то забрал. Стало пустовато в городе. Потом подъехал [Владимир] Жданов (глава администрации Шебекинского округа — прим. Ф.) с военными в броневике, подошли наши жильцы. Нас экстренно погрузили в автобус, со скоростью ветра улетали оттуда. Как мне потом сказали, последний автобус зацепило: не знаю, в каком он состоянии. Когда мы выехали, узнали, что в наш дом попало, и он начал гореть. Все знакомые и родственники начали звонить: «Где вы, где вы?». Я в слезах, все мы плачем. Отец остался, мы с сестрой и братом разбежались, кто куда мог. Только через два дня начали друг друга находить, — вспоминает женщина.

1 июня шебекинцев отвезли в ПВР на «Белгород Арене», а затем распределили по пунктам временного размещения. Елена признаётся: после обстрелов все жители сплотились.

— Мы приехали все на «Арену», там нас расселили. Мы спали все вместе: и кошки, и собаки, и дети, и внуки, и бабушки, и дедушки: все в куче, как одна семья. Это было страшно. Муж говорил, когда мы уезжали из дома: «Мы ещё вернёмся!».

Потом поздно ночью приехал Гладков. Когда он спит — мы не знаем. Когда он ест — тоже не знаем. Он всё для нас [делает], ему огромнейшее спасибо. Он сказал расселить всех, чтобы более комфортно было.

На следующий день нас привезли сюда [в ПВР], поселили, накормили — мы чуть-чуть отошли. Утром я проснулась, у меня была истерика: «Что делать? Вещи там, что будет дальше?». В чём мы были в подвале, в том я и приехала сюда. Схватила только документы, лекарства мужа и кошку — Маню. Звери — они те же дети. Один дедушка рассказывал, что кормил лесных зверей, признавался: «Как я их оставлю? У них такие преданные глаза!». Если б мы свою кошку не взяли, она бы всю ночь снилась нам. Мы привыкли к ней. Сейчас она даже доброжелательнее стала, не знает, как решить, с кем спать.

Ходили недавно к волонтёрам «Красного креста» в УСК Хоркиной, там бахнуло так, что все подпрыгнули. Соседи сказали: «Вы ещё не знаете, что в Шебекино», а я им: «Да, мы знаем!». Мне в ответ: «А-а, родня!». Понимаете, весь наш город стал как братья и сёстры. Мы никого не знали, а сейчас знаем всех, все мечтаем вернуться домой. Наверное, стол расставим на всю [центральную] улицу Ленина, чтобы отметить победу, отстоять наш маленький, уютный, красивый город. Все его называют «райским уголком». Хоть бы наш город освободили, — надеется белгородка.

Шебекино — это Россия. Что вспоминают о «маленькой Швейцарии» белгородцы?

Шебекино — это Россия. Что вспоминают о «маленькой Швейцарии» белгородцы?

«Фонарь» предложил читателям рассказать об эмоциях и воспоминаниях, связанных с городом Шебекино. Последние недели город почти каждый день попадает под обстрелы, из него уже уехали большинство жителей.

В пункте временного размещения семья Демьяновых получает достаточно поддержки: ежедневно их навещают работники соцзащиты. Тем не менее, несмотря на опасность, жители возвращаются в Шебекино за вещами.

— Помогают нам продуктами, вещами. Привезли постельное [бельё], средства личной гигиены, ночные рубашки. Все стараются съездить в Шебекино урывками и что-то привезти. Сестра съездила со своими детьми, они смотались домой и привезли кое-что, чтоб мне хотя бы было, во что переодеться. Мы все держимся, все на созвоне. Куда нам дальше — непонятно. Нужно ведь знать для этого статус жилья, а наш [статус] неизвестен. Как нам что-то кто-то предоставит?

Сейчас приходили из соцслужб люди: чтобы мы не платили квартплату; прислали пенсию заранее; в Красном кресте обещали пособие выплатить. Наш директор с работы нас всех в Telegram собрал. Нас всех отправили в отпуск и выплатили отпускные, потом обещали платить две трети зарплаты. Наш начальник вообще в Старом Осколе сейчас живёт. Разлетелись, кто куда, — расстраивается белгородка.

«Утром дом стоит — вечером его нет»

Ирина Бужор работает воспитательницей в детском саду. В ПВР она приехала с семьёй из Новой Таволжанки. Ирина пытается отвлекаться на культурных мероприятиях, которые проводят в пункте временного размещения, но это не помогает.

— Оказались мы здесь, как и все, не по своей воле: 1 июня, в 3 часа ночи, когда начался обстрел. Наша семья час провела в подвале, а затем мы отъехали на безопасное расстояние от Новой Таволжанки, думали переждать. Но скопилось большое количество машин из нашего населённого пункта. Нам сотрудники ДПС сказали, что тут небезопасно, поэтому мы поехали в «Белгород Арену». На «Арене» провели двое суток, зарегистрировались. После визита губернатора нас направили сюда. Здесь всех встретили, внимательно выслушали, дали комнату. У меня семья: муж, мальчик 13 лет и старший сын в БУКЭПе учится, у него сейчас сессия. Все социальные службы на месте. Всем необходимым обеспечивают.

Мы очень переживаем за дом, хотим вернуться, но пока обстановка не позволяет. Хотели ребёнка отправить в лагерь, но ещё условий и предложений нет, будем ждать.

Не знаем, что сейчас с домом. Рядом прилёты были. Утром дом стоит — вечером его нет, никто не застрахован. Очень хотим поехать, но дети отговаривают. Мы выехали на несколько часов, все документы остались дома. Будет возможность — обязательно поедем, соберём вещи. Я пока официально в отпуске нахожусь, муж работает. Будут какие-то предложения по переезду — будем рассматривать, — делится белгородка.

Женщина надеется, что её семья скоро вернётся домой. Пока же им пытаются помочь сотрудники соцслужбы, они ежедневно составляют списки потребностей.

— Социальные службы работают исправно: привозят и продукты питания, и одежду. Списки нужд постоянно пишут. Службы — молодцы. Несколько раз за день приходят, предлагают, спрашивают. Нам проще, чем людям, которые остановились у родственников или в других городах, потому что у нас всё на месте, всё мобилизовано. Мы быстрее узнаём о новостях и изменениях.

Для нас организуют культурные мероприятия, чтобы как-то нас отвлечь от всего. Был душевный концерт, филармония приезжала, целый час эстетического удовольствия получили. Контингент собрался среднего и старшего возраста, для них эмоциональные разгрузки очень хороши. Всё поставлено на поток, каждый день планируют какие-то мероприятия. Конечно, это не отвлечёт от всех мыслей, но хотя бы на какой-то период мы отвлекаемся. Спокойно, уютно. У нас очень доброжелательный [руководитель ПВР]: и подскажет, и поможет, и спросит, и поговорит. Персонал тоже. Что будет дальше — посмотрим, надеемся на лучшее.

Людей здесь много разных, но мы приехали сюда все с одной бедой, ещё и здесь выяснять отношения — не то место и не то время. Кто с собаками приехал, кто с маленькими детьми, кто престарелого возраста. У каждого — своя комната, мы встречаемся в общем холле и столовой. Перекинулись несколькими словами — и разошлись. Все доброжелательные люди: делятся, кто как сюда попал, какая обстановка там осталась.

Дети переживают всё тяжеловато, но они мальчики, держатся, и мне приходится. У меня тяжелее получается, но ничего. Я думаю, всё будет хорошо, мы ещё вернёмся, — плачет девушка.

«Я никогда не был так рад, что уехал из дома»

Елена и Павел Азаровы — семья из села Архангельское. Во время эвакуации они взяли с собой собаку Мориса. 14-летний подросток рассказывает, как он уже приготовился к смерти во время взрывов.

Елена и Павел Азаровы

— Лежу я в кровати, в три часа ночи начинается: «бах-бах-бах-бах». Прилёты. Я иду к маме, кричу ей: «Спускаемся вниз, в ванную!». «Бах-бах». Прилёты всё ближе. Думал: всё, с жизнью надо прощаться. Уже богу молились, но всё успешно прошло: собрали вещи и уехали. Заселились. Первое время было тяжело, маме тоже. Кровать неудобная, душ. Но что поделать? Придётся тут жить. Некоторые вещи удалось забрать из дома. Хочется забрать всё, а мы не можем. Тяжело жить сейчас. Валерьянку я пил, — вспоминает юноша.

Мама Елена тоже испугалась: и за себя, и за сына.

— Я с жизнью прощалась. В первую очередь, за сына боялась. Страшно было, что крыша упадёт, нас всех завалит. Особенно когда выезжали, думала: «Диверсанты зашли, нас всех расстреляют, машины прострелят, мы не выедем». Не знаю, что ждёт нас. Не знаю, целый дом или нет. Что там может быть? Мародёры. Куда мы поедем? Плакать хочется, кричать о помощи. Жили, наживали имущество, работали. Работу потеряли. Что дальше? Мне уже не 20 лет, чтобы заново всё начинать. Сейчас ещё тяжелее будет. Всё ведь хотелось в дом получше купить.

Кот дома остался, он-то у нас уличный. Когда смогла приехать, насыпала в лоток корма хотя бы на какое-то время. Благо, пруд есть рядом, сможет напиться. Собаку взяли с собой.

Во время обстрелов сын не отпускал даже за таблетками, не давал из ванной выходить, потому что ванная — самое безопасное место без стёкол, если всё посыплется. Страшно. Вспоминать не хочется этот страх. Когда мы отъехали на безопасное расстояние, сын сказал: «Я никогда не был так рад, что уехал из дома, от этих бомбёжек сбежал», — вспоминает она слова сына.

А вот ходить на развлекательные мероприятия Елене не хочется. Она просит помощи у бойцов «Вагнера» и надеется, что солдаты придут и защитят Шебекино.

— Не хочется этой веселухи. С гуманитаркой — нормально, но очереди огромные: талончики на помощь дают аж на конец июня, уж лучше бы сюда приходили, в ПВР. За гуманитарку спасибо, это большой плюс. По выплатам — непонятно, куда звонить.

Сначала мозги вообще не варили, как у беременной: то солёного хочется, то перчёного; вроде, смеёшься и улыбаешься, потом агрессия наступает какая-то, плакать хочется. Потом всё опять меняется на отрицание. Но ничего, отходим потихоньку. Помощь надо, «Вагнер» бы зашёл туда или кадыровцы. Хоть кто-нибудь бы что-нибудь сделал, но нас никто не слышит.

«Когда часа в три ночи прилетает, падаешь с кровати»

Сергей Неклюдов и его двухлетний сын Ярослав приехали из Шебекина. Вместе с ними в этом ПВР живут ещё супруга Сергея, его родители, сестра и кот.

Сергей и Ярослав Неклюдовы

— Стрелять начали — мы собрались да уехали. Заехали на «Арену», распределились сюда. Переезжать в таких условиях нелегко, вообще бы не хотелось переезжать. Дом был цел, когда уезжали, но прилёты были рядом. Я сначала жену с ребёнком к знакомому отвёз, а потом сам уехал. Из последних новостей — возле дома упал к соседу снаряд в летний душ, но земля была сырая, поэтому он не взорвался.

Здесь, конечно, не дом, но чуть-чуть пожить можно. Не говорили, когда можно вернуться домой, — вообще новостей нет. И вернуться туда нельзя: до 1 августа въезд запрещён.

Ярослав капризничает, потому что тут особо не разгуляешься: дома у него и качели, и детская площадка, я во дворе песочницу сделал. А тут сидим в четырёх стенах.

Жену трусило по факту. Когда часа в три ночи прилетает [снаряд], падаешь с кровати, и трусить будет, как лист осиновый. Тут поспокойнее: она оформляется, меньше нервничает сейчас. И тут поменьше бахает.

Гуманитарную помощь привозят, собирают списки потребностей. Заказал сыну сандалики и кроссовки — пообещали привезти. Из дома не всё получилось вывезти, будем тут собирать. Предлагают некоторым переехать в другие города, но ближе дома ничего нет. Главное, чтоб наш дом остался целым, а то ещё ипотеку платить. Ведь потом можешь приехать, и не за что платить будет, но её же никто не отменит.

У нас трое котов, но решили забрать самого дорогого, потому что с тремя котами тут вообще тяжело. Выпустил остальных на улицу, открыл мешок с кормом — они туда дорогу знают, так что не пропадут. Большой запас воды есть. Собаку вывезли к знакомому, потому что сюда хаски тащить — разнесёт всё. Обживаемся пока, — говорит Сергей.


Власти объявили о перечислении жителям, пострадавшим от обстрелов по 10 тысяч рублей, также с 15 июня люди, которые не могут заехать в отдельные населённые пункты, куда запрещён въезд, получат ещё по 50 тысяч. Подробнее о выплатах мы рассказывали здесь. Утром 13 июня в список сёл, жители которых могут рассчитывать на единоразовую помощь, добавили село Ржевка. Дополнительно для помощи шебекинцам задействуют Белгородский фонд поддержки военнослужащих и их семей: туда желающие могут перечислять деньги, которые будут тратить на переселенцев. В самом городе власти намерены постепенно приниматься за восстановление инфраструктуры. На днях там побывали также представители федеральных властей.
Текст и фото: Дана Минор

Читайте также

Нашли опечатку? Выделите текст и нажмите Ctrl + Enter.

Похожие новости

В городе Шебекино впервые с майских обстрелов побывал Сергей Кириенко

В городе Шебекино впервые с майских обстрелов побывал Сергей Кириенко

Шебекино — это Россия. Что вспоминают о «маленькой Швейцарии» белгородцы?

Шебекино — это Россия. Что вспоминают о «маленькой Швейцарии» белгородцы?

В Шебекинском горокруге начали восстанавливать пострадавшую от обстрелов инфраструктуру

В Шебекинском горокруге начали восстанавливать пострадавшую от обстрелов инфраструктуру

Для помощи шебекинцам задействуют Белгородский фонд поддержки военнослужащих и их семей

Для помощи шебекинцам задействуют Белгородский фонд поддержки военнослужащих и их семей

Шестеро шебекинцев пострадали при обстреле города

Шестеро шебекинцев пострадали при обстреле города

Трое шебекинцев получили ранения при обстреле

Трое шебекинцев получили ранения при обстреле

Застройщик серьёзно повредил археологический памятник «Шебекино селище-1»

Застройщик серьёзно повредил археологический памятник «Шебекино селище-1»

«Ну, стреляют и стреляют — судьба. В плен сдаваться не хочется, а как сопротивляться — неясно». Репортаж из Шебекинского округа, одного из самых обстреливаемых в России

«Ну, стреляют и стреляют — судьба. В плен сдаваться не хочется, а как сопротивляться — неясно». Репортаж из Шебекинского округа, одного из самых обстреливаемых в России

Выплаты эвакуированным шебекинцам составят до 60 тысяч рублей

Выплаты эвакуированным шебекинцам составят до 60 тысяч рублей

Вывозившие людей из Шебекина с нарушением ПДД могут добиться пересмотра штрафов

Вывозившие людей из Шебекина с нарушением ПДД могут добиться пересмотра штрафов