«Главное — детские письма не потеряй». «Фонарь» провёл день с белгородцами, помогающими российским военным

Обращаем внимание, что власти неоднократно официально сообщали, что российские военные в полной мере обеспечены всем необходимым, но несмотря на это, белгородцы и жители других регионов проявляются свою инициативу и самостоятельно или же через сотрудников администраций населённых пунктов оказывают помощь — собирают продукты, вещи, письма, а потом отвозят их солдатам. Представленный ниже репортаж — это рассказ о конкретной поездке с волонтёрами, которые добровольно уже несколько недель помогают военнослужащим, потому что сами захотели это сделать. Просим воспринимать всё ниже сказанное исключительно таким образом.

«Я просто понял, что нужна помощь»

В 10:00 мы встречаемся с Алексеем, координатором волонтёров. Мужчина начал собирать продукты и вещи для российских солдат ещё 24 февраля — в начале «специальной военной операции на Украине». Мы едем вместе с ним к часовне-ротонде на въезде в город. Там несколько раз в неделю волонтёры собирают помощь солдатам, а потом отвозят её военным.

— Я решил помогать спонтанно. Просто понял, что это нужно. Мало кто может постоянно это координировать, как я. В первые дни помогали только белгородцы. Сейчас люди помогают уже из Москвы, Питера, Ставрополя, Екатеринбурга, Сахалина. Даже из Грозного посылки сюда шлют, — рассказывает нам Алексей.

Подъезжаем к ротонде. Там уже стоят несколько машин и волонтёров, которые собирают помощь вместе с Алексеем. С 10 до 12 утра машины волонтёров едут каждые несколько минут. Люди везут одежду, обувь, еду, средства личной гигиены. В день нашей поездки на точку сборку приехали более 20 машин с продуктами и вещами.

Волонтёры собираются два раза в неделю, чтобы собрать всё, что привезут желающие помочь. Развозят же гуманитарную помощь они практически каждый день.

— Мы возим еду, фонарики, газовые баллончики, спальники, одежду, бушлаты — вообще всё. Сейчас многие просят «ветошь». Солдаты ремонтируют технику, и им нужно чем-то руки протирать. Ещё сейчас мы ищем ремонтников, чтобы помочь им. Если люди могут, они сами что-то покупают и привозят нам, у кого нет возможности, переводят деньги на карту, и мы делаем это сами. Сейчас всё больше людей подтягивается к нам через соцсети и сарафанное радио, — объясняет мне Алексей.

Если вы тоже хотите помочь, вы можете связаться с волонтёрами в телеграме: @Mazaj31 (Александр). UPD: Мы убрали номер Александра из-за большого количества звонков по разным вопросам

«У меня две родины: Россия и Украина»

Около 11 часов к волонтёрам подъезжают три женщины.

— Смотрите: тут окорочка, гречка, хлеб, пирожки домашние, два пакета с лавашами, два пакета с хлебом, сало ещё, — перечисляет привезённое старшая из них — Валентина.

Я интересуюсь, почему пенсионерка захотела стать волонтёром.

— А кто ещё кроме нас поможет? Мы же чувствуем, что чего-то не хватает. В других регионах люди этого пока не чувствуют, а мы находимся на границе, мы ближе всего. Я сама пенсионерка, живу в Таврово-4, мы там всё слышали... Я — украинка, но всю жизнь живу в России. Я родилась в Сумах, в 60 километрах отсюда. У меня две сестры остались в Украине, сейчас мы стараемся сохранять родственные отношения. Естественно, у нас есть разногласия, но у меня две Родины: Россия и Украина. Мне сейчас очень больно, — делится со мной женщина.

Валентина прерывает рассказ на несколько секунд и вытирает слёзы.

— Ночью я просыпаюсь с мыслью, что всего этого не было. Как объяснить то, что случилось с нами, нашими народами? Как получилось, что мы стали разными? Моя старшая сестра сейчас живёт под Сумами. У неё в посёлке всё спокойно, было несколько взрывов, но сейчас всё кончилось. Младшая сестра с 24 февраля сидит в бомбоубежище, в Харькове. Она ещё ни одну ночь не ночевала дома. Она выходит утром в 6 часов из бомбоубежища, готовит еду на всех, там 150 человек голодных. Потом обратно спускается в него.

Мы общаемся с сёстрами через соцсети. С младшей сестрой мы неделю не разговаривали. Она мне написала: «Присылаю вам [...] гробов (здесь она назвала цифру погибших, которая отличается от официальных данных министерства обороны России, поэтому по российскому законодательству о противодействии фейкам мы не можем приводить цифру, отличную от официальной позиции — прим. Ф.)». Я сказала, что она может «кушать» меня, если ей так будет легче. После этого мы не разговаривали неделю. Я позвонила второй сестре, и она мне сказала: «Всё равно выходите на связь. Политика политикой, но мы родные люди». Тогда я позвонила младшей [сестре] и сказала: «Давай будем поддерживать связь, не мы с тобой виноваты. Это наши политики не смогли договориться», — говорит Валентина.

Женщина отвлекается, когда волонтёры начинают грузить в машины продукты, которые привезла пенсионерка.

— Пирожочки не придавите, аккуратнее с ними. Там есть с говядиной, они подписаны. Мальчикам скажите, что мусульманам тоже можно. Пирожки домашние, чистые, — поучает волонтёров хозяйственная женщина.

Спутницы торопят её. Они уезжают, на прощание пенсионерка крестит волонтёров.

«Отдал всё, что мог»

Когда женщины уезжают, волонтёры начинают клеить наклейки с красными крестами на лобовые и задние стёкла машин.

«Нас предупредили [военные], что мы должны себя как-то обозначать», — объясняет нам один из волонтёров.

— Это для того, чтобы не прилетело ни с нашей, ни с другой стороны. Крест — это нейтральный знак. Раньше я флаг вешал, но сейчас перестал. Мы не используем Z и V, это наше собственное решение, мы не военная компания, мы просто помогаем [людям], — подробнее рассказывает другой волонтёр Олег.

Олег рассказывает, что он бизнесмен. Его компания продаёт и ремонтирует тяжёлую технику. Он тоже занимается волонтёрством уже месяц.

— Бойцы всегда очень благодарны. Мы видим разных военных, очень много молодых среди них, некоторые — совсем дети. Я стараюсь почти каждый раз ездить, привозить что-то. Вчера я собирал по Белгороду стельки, балаклавы, сигареты и спички, — говорит мужчина.

Мужчина открывает багажник машины и показывает, что он привёз сегодня. Автомобиль практически полностью забит вещами.

— Солдатам вдвойне приятно, когда они чувствуют небезразличие людей. Даже когда к офицерам подъезжаем, они говорят, что у них всё есть. Тогда я спрашиваю: «А тепло и внимание у вас есть?». Только открываешь багажник — военные говорят, что это тоже пригодится, и так машина вся уходит. Если подъезжаешь к новой базе, на тебя сразу разворачивается пушка БТРа, два-три бойца сразу на колени и в прицел тебя берут. Тогда один из нас к ним подходит, чтобы видели руки, подводит к машине, рассказывает, кто мы, — объясняет Олег.

К нам подъезжают ещё несколько машин. Волонтёры принимают от людей закрутки с огурцами и помидорами, домашнюю еду в термосах и мёд. Олег продолжает рассказ.

— Один мальчик, Виталик, лично попросил привезти ему зимние берцы 47 размера. Я еле нашёл. Красивый парень, молодой, — показывает Олег фотографию военного на телефоне.

— Всякое было, и мордой в снег падали, до границы было 200-300 метров. Там интересное положение деревни: один берег — русский, а другой — украинский. Мы общались с военными и услышали свист. Все попадали как по команде. Оказалось, просто сработала растяжка. Она была светошумовая и была нужна, чтобы знать, кто идёт. В итоге оказалось, что это собака пробежала. А так там не страшнее, чем в городе. Кто-то боится, кто-то нет, — все привыкают. Страх есть везде, — завершает свой рассказ мужчина.

К нам подходит жена одного из волонтёров.

— Когда это всё уже закончится? — спрашивает она.

— Я думаю, что нескоро. Пока непонятно, — отзывается Олег.

Приезжает ещё одна машина. Игорь — участник одного из мотоклубов Белгорода — привёз вещи для солдат.

— Мне много лет, я много чего видел, понимаю, что надо помогать. Сейчас я привёз вещи. Это мои, всё что мог отдал. Я сам только вчера узнал про помощь, — говорит Игорь и уезжает.

Волонтёры заканчиваются раскладывать по машинам вещи и продукты. Одна из машин полностью заполнена лекарствами. Ими занимается Наталья, профессиональный медик. Она составляет списки лекарств, которые могут пригодиться, и закупает их в городе.

«В каждом гараже стоит по БТРу»

Мы едем к нашей первой точке. В одном из сёл временно находится группа солдат, которая ремонтирует военную технику. Один из местных жителей выделил для них свою базу.

Надежда из Старого Оскола сама предложила приехать на базу и готовить для военных горячую еду. Для этого волонтёры везут туда термосы, микроволновку и мультиварку. В этот раз Надежда передала солдатам суп в большом походном термосе. Пока мы едем, волонтёры общаются между собой по рации. Практически во всех местах, куда они ездят, нет связи и интернета.

На базе Алексей договаривается с солдатами, и нам разрешают делать фотографии, но не снимать лица военных.

— А то мы грязные, небритые... Что начальство скажет? — объясняет один из военных.

Майор Денис вместе с ещё одним солдатом чинит БТР и общается со мной, стоя на огромной машине, не отрываясь от работы. Это ремонтная бригада. Они чинят технику и в Белгородской области, и «за линией».

— Мы сами из Москвы. На незнакомой местности всегда сложно. Население нам всем помогает. Мы технику «катаем», она сразу туда едет. Всё в технику грузим и туда везём. Даже простые сигареты. Здесь много желающих поддержать нас. И борщи, и супы нам приносят, всё домашнее. Мы в полях уже устали от военной еды, — признаётся Денис.

Только что отремонтированные БТРы солдаты обкатывают прямо в посёлке. Местные к такому привыкли, они и сами помогают военным чинить технику.

— Мы им запчасти привозим, а они чинят. Рук не хватает, большой объём работы, — добавляет военный.

Часть помощи волонтёры выгружают в здание базы, другую — отдают лично солдатам. Сначала они отказываются, говорят, что им ничего не надо, но потом соглашаются принять помощь в виде обуви, еды и сигарет.

В машине один из волонтёров ищет обувь нужного размера для двух солдат. Находит и отдаёт им на примерку. Советует, какой размер лучше подойдёт: поменьше или побольше.

Двое мужчин благодарят всех и уходят с пакетами домашних пирожков, еды, средств для умывания и в новой обуви.

«По телевизору такого не покажут»

Мы едем в другой посёлок. Там разбили лагерь нескольких военных частей. Когда мы подъезжаем, на месте врач Наталья уже раздаёт солдатам лекарствам, объясняет, что, как и когда принимать. К машинам военные подходят по несколько групп.

Их много, внешне всем от 20 до 25 лет. Самые старшие здесь — полковник и подполковник. Парни спрашивают про сигареты, средства для умывания, обувь, вещи, хозяйственные перчатки. Волонтёры просят военных не стесняться, предлагают пирожки, чай, кофе, одеяла, бельё. Один из военных просит кусачки для ногтей, но их среди «медицины» нет.

Ко мне подходит один из военных. Я узнаю, что он контрактник. Ему 25 лет, он родом из Карачаево-Черкессии, а его часть находится в Москве.

— Сейчас у нас в принципе нормально всё. Ко всему быстро привыкаешь. Мы практически две недели были там, «за линией». Выехали, как появилась возможность, второй такой могло и не представиться. Здесь очень много ... [пропущено, так как не имеет официального подтверждения; по требованию законодательства мы не можем указывать какую-либо информацию, которая расходится с официальной, так как такая информация может быть признана фейком], либо тех, кто только заключил контракт. Многие и ... [здесь была информация, которую мы не можем оставить, так как по требованию законодательства мы не можем указывать какую-либо информацию, которая расходится с официальной, так как такая информация может быть признана фейком]. Здесь начали курить даже те парни, которые никогда в жизни не курили. Тут пехота, танкисты, артиллерия. Нас сейчас очень мало. Кто-то уже остался там, к сожалению, кто-то «на линии». Когда я только заехал [на территорию Украины] нас было ... человек, а выехало ... [по нормам российского законодательства мы не можем указывать информацию о количественном составе Вооружённых сил], — признаётся военный.

К нам подходит ещё один солдат.

— Знаешь, Макса в плен взяли, — тихо говорит парень и обращается к моему собеседнику: «Если всё нормально будет, пойдёшь со мной „за линию?“».

— Если нормально будет, пойду. Они говорили, что должны были [...] [здесь была информация о состоянии военной техники, которую мы по нормам российского законодательства не можем приводить], — отвечает мужчина.

— Я тогда не поеду. Это [...] [здесь была оценка информации о состоянии военной техники, которую мы по нормам российского законодательства не можем приводить], — отрезает второй солдат.

— А правда так много людей помогают нам? — спрашивает у меня черкес.

Я рассказываю, сколько людей в Белгороде только за сегодняшний день привезли вещи и продукты для солдат.

— А что вы почувствовали, когда узнали, что началась ... [«специальная военная операция на Украине»]? — снова обращается ко мне мужчина.

Военный внимательно слушает о моих мыслях и чувствах в тот день.

— Знаете, тут всё-по-другому. По телевизору такого не покажут. У нас ... [здесь была информация военного о потерях армии, которая расходится с официальной информации Минобороны РФ; по нормам российского законодательства не можем её приводить], вы знали об этом? Тут скоро многие парни седыми станут.

— Мне 20 лет, а я уже начал седеть, — отзывается второй военный. — А вы из Белгорода? Может вы меня домой заберёте? Уеду отсюда, домой. Я из Липецкой области, довезите меня до города, а я доберусь оттуда, — пытается шутить улыбающийся солдат.

— Скорее бы это всё закончилось. Ладно, мы пойдём, отнесу своим солдатикам вещи, спасибо вам, — прощается со мной черкес.

Мы едем дальше по части. Здесь солдатам тоже раздают вещи, продукты, сладости. К нам подходит военный водитель. Ему около 40. Он просит пока не привозить тёплых вещей. Сейчас стало теплее, и солдатам уже жарко в них. Наталья протягивает мужчине коробку печенья. Водитель отдаёт его младшему сослуживцу. На вид ему не больше 23.

— Бери ты, тебе нужнее, я просто водитель, — говорит водитель.

— Почему мне? Ты же тоже туда выезжаешь, — отвечает солдат.

— Хорошо, — соглашается мужчина. Печенье решают разделить.

Двое военных берут из рук волонтёров мороженое, сразу открывают и начинают есть. Молодые мужчины улыбаются.

«Это страшно. Это не игра и не фильм»

Следующий пункт, куда мы едем, находится близко с границей. Он настолько близок к Украине, что когда мы заезжаем, на телефон приходит SMS от мобильного оператора: «Добро пожаловать в Украину!». На дорогах и обочинах много следов от танковых гусениц, кое-где даже промялся асфальт.

— Танкистам не страшно, а жителям придётся потерпеть немного, — говорит Алексей.

По пути мы встречаем трёх танкистов на обочине дороги. Посередине неё стоит танк. Мужчины объяснили, что он заглох и не заводится. Один из мужчин остаётся сидеть в танке, двое других подходят к нам за вещами.

Светловолосому улыбающемуся танкисту не успевают дать пакет и кладут ему прямо в руки носки, нижнее бельё, балаклавы, еду.

— Перчатки всегда нужны. Это я уже отмывал руки сегодня, а они всё равно грязные, — показывает свои руки танкист.

Наталья отдаёт молодому военному лекарства.

— Найдите пакет парню, ему тяжело стоять уже, — просит она волонтёров.

Один из волонтёров приносит пакет, и гору вещей из рук мужчины волонтёры раскладывают по пакетам.

— Столько всего чистого после Украины — давно такого не видел. Спасибо большое! — благодарит нас военный.

К нам подходит ещё один боец, он принимает вещи и говорит с волонтёрами.

— Мы вообще из Питера приехали. Я сам из Оренбургской области, а он, — показывает на первого танкиста — из Воркуты. Там [на Украине] очень много националистов, они прикрываются людьми как щитом, — уверенно говорит мужчина.

Волонтёры рассматривают танк. Мы стоим вместе с улыбчивым танкистом возле потухшего костра.

— Это мы ночью грелись, холодно было, — показывает он рукой на пепел и обуглившиеся ветки.

Я спрашиваю у него, что они будут делать дальше.

— Мы будем ждать пока. Сначала мы думали, что тут останемся, а нам сказали ехать дальше. Все наши уехали, а у нас танк не запустился. Пока будем ждать.

Волонтёры начинают собираться. Нужно ехать дальше, ещё ближе к границе. Мы продолжаем начатый разговор с танкистом.

— Там страшно. Когда по новостям смотришь — одно, а когда там находишься — другое. Самое страшное, когда ночью из танка выпрыгиваешь в поле. Рядом чужой БТР катается, надо выбежать и доложить, [...], и в поле кто-то непонятный. Только выпрыгиваешь и слышишь над собой пули летят, летит дрон вражеский, всё небо в полосочках, слышишь, как что-то у танка взрывается. Это не как в игре или в телевизоре. Понимаешь, что если что-то не так сделаешь, то прилетит в тебя. А здесь мирно, по-другому, — сбивчиво продолжает мужчина.

Нас поторапливают, колонна не может дольше задерживаться. В машинах ещё много вещей и продуктов, которые нужно отдать другим солдатам.

На прощание молодой танкист обнимает меня.

— Знаете, наверное, оно и к лучшему, что танк не завёлся. Мы уже должны были там быть. Я хочу, чтобы это [быстрее] закончилось, — признаётся он.

— Я понимаю, — отвечаю я.

Мы уезжаем. По дороге я думаю о том, что будет с военными, когда танк починят.

«Всех местных вывезли, а мне работать надо»

Колонна останавливается у блокпоста. Дальше нас не пускают. Мы стоим у самой границы с Украиной. Примерно в километре отсюда земля соседней страны. Её видно даже с того места, где мы стоим.

Мы отгружаем часть вещей военным на блокпосту. Они просят воды, одному из них оставляют новую обувь. Один из мужчин охрипшим голосом спрашивает что-то у волонтёров.

— У тебя горло не болит? Пойдём я тебе таблетки отдам, — говорит Наталья солдату.

— А у вас есть? Давайте, — соглашается солдат.

Мужчина идёт с волонтёром. Девушка даёт ему целый пакет лекарств и строго инструктирует, что, сколько и когда нужно пить. Вместе с лекарствами девушка отдаёт военному оставшиеся пирожки.

— Спасибо вам, ребята! Доброе дело делаете, — благодарит волонтёров один из солдат.

Мужчины отказываются от большей части вещей, просят отвезти их в «клуб». Клуб — это поселковый клуб досуга. Здесь нас встречает заведующая Надежда.

Волонтёры предлагают ей горячую еду для военных.

— Не обижайтесь, ребята, не возьму. Мы тут сами готовим, а пока я покормлю всех тем, что мы приготовили, оно пропадает. Мы готовим тут сами, нам горячее не нужно. Нам нужно бельё, продукты, но не готовое. Пирожки мы возьмём, к нам ребята вчера целый день шли-шли, и сегодня целый день идут, много народу...

Военных в клубе очень много. Я удивляюсь, как женщина успевает готовить для них всех.

— У меня тут повар, девочки приходят, которые со мной работают, они тоже помогают приготовить, убраться, потому что сама я не всегда успеваю. Я с 24 февраля здесь, ровно месяц. С 8 утра до 23:00. Устаю, конечно, а куда деваться? Раньше тут дети занимались, кружки были. Сейчас у нас нет детей, всех вывезли. И взрослых тоже. А я тут живу, куда я пойду? Тут моя работа, я заведующая клуба, поэтому я никуда уже не пойду, — рассказывает мне Надежда.

Мимо нас проходит один из военных.

— Может пирожков с собой возьмёте? — спрашивает у него Надежда.

— Да нам не надо, мы ботинки взяли уже.

— И что вы их жевать будете? — улыбается женщина.

— Если надо и их пожуём, — смеётся солдат.

В клубе волонтёры оставляют балаклавы, вещи и часть писем с рисунками. «Их для солдат написали дети», — объясняет мне Алексей.

— Это больше тем понятно, у кого есть свои дети, — говорит он.

Когда мы уезжаем, один из волонтёров показывает мне видео из этого же посёлка.

— Тут самая граница. Там дальше уже Украина. Даже отсюда видно. Половина дома украинская, половина русская. Они только забором разделены. Это в километре отсюда.

— И флаги по разные стороны висят, — добавляет кто-то.

На видео флагов нет, но я вижу там два небольших деревенских дома. Они выглядят одинаково: одного цвета, построенные по одному плану, и трава возле них растёт одна и та же. Их разделяет невысокий забор, между строениями расстояние не больше полуметра.

Жильцы домов были соседями, могли хорошо знать друг друга, общаться, ходить друг к другу в гости. Скорее всего, они уже уехали из домов куда-нибудь подальше от границы.

«Главное — не потеряй детские письма»

Мы едем дальше. Останавливаемся ещё у одного блокпоста. К нам выходит только один солдат — Михаил. Вещи, лекарства и продукты ему дают сразу на всех сослуживцев. Всего получается два больших мешка. Волонтёры просят его поблагодарить на видео жителей Старого Оскола. Парень надевает балаклаву, чтобы не было видно лица — только глаза.

— Жителям Старого Оскола хочу сказать большое спасибо за помощь. Без вас мы бы просто не справились в этой тяжёлой ситуации, смотря на нынешнее сложное время. Очень тяжело справляться, огромное вам спасибо, — говорит солдат на камеру.

У волонтёров остаётся немного вещей. Мы едем ещё дальше. Пока я — в машине с Алексеем, наш фотограф Антон едет на другой машине с волонтёром Олегом и его женой Натальей. Он рассказывает Антону, как волонтёры однажды вывезли трёх раненых солдат с самой границы.

— Мы привезли гуманитарную помощь в один населённый пункт на самой границе. К нам выехала группа солдат на бронетранспортёрах, у всех колёса пробиты. Они увидели нас, у них было несколько раненых: у одного две ноги были прострелены, у второго лёгкое и нижняя конечность были прострелены, а третий самый тяжёлый был: у него была раздроблена кость ноги, большая кровопотеря. Мальчонка уже белый был, на обезболивающих. Бегом носилки мне в кузов пикапа положили, капитан запрыгнул, чтобы придерживать его, потому что багажник уже не закрывался. Я спешил, как мог, отвезли их в госпиталь, — рассказывает мужчина.

После этого Олег больше ничего не слышал о раненых солдатах, только об одном из них — с самыми тяжёлыми травмами. Кто-то сказал волонтёру, что ему ампутировали ногу.

Удивительно, но в этот момент мы встречаем капитана того самого батальона, где были военные — Сергея. Ему волонтёры оставили немного еды, от всего остального он отказался. А позже Олег поделился, что Сергей рассказал ему о судьбе раненого солдата.

— Он узнал мою машину. Сказал, что жив парнишка, спасли ему ногу. Сергей сказал, что это не правда была, что ему ногу ампутировали. Капитан говорил с ним по телефону, сказал, что всё хорошо. Его из поселкового госпиталя перевезли в Белгород, а потом в Санкт-Петербург. Он сейчас там, — рассказывает Олег.

Мы приезжаем на третий блокпост. Это первое место, где у нас проверяют паспорта. Двое военных среднего возраста принимают оставшиеся вещи, еду, обувь, бельё и передают другим солдатам. Алексей рассказывает им, что хочет ещё больше поддержать солдат — у него есть желание организовать для них концерт.

— Мы расскажем тогда молодёжи, они будут рады, — отвечает один из мужчин.

— Жалко, что сюда [Олег] Газманов не приедет, — мечтательно говорит второй.

Мужчины смеются, Алексей отдаёт им последний пакет с перчатками и детскими письмами и рисунками. Один из военных подзывает молодого солдата и отдаёт пакет ему.

— Главное — детские письма не потеряй, проследи за ними, — сказал старший военный. — А ещё не геройствуй, помни, что ты водитель, а не спецназовец, — мужчина хлопает улыбающегося солдата по плечу.

Это было последнее место, куда заезжают волонтёры. После этого часть из них снова едет на ремонтную базу, а мы с Антоном возвращаемся в Белгород.

СМИ в России сейчас находится в очень непростой ситуации: одних — заблокировали, другие сами приостановили свою работу, кто-то из журналистов покинул страну. Мы же остаёмся здесь и намерены продолжать работать, насколько будет возможность это делать, честно предупреждая вас о том, что мы можем сделать, а что нет. Но в связи с сокращением заработка с рекламы, нам очень нужна ваша постоянная помощь: 200, 300, 500 рублей в месяц от вас в виде постоянных донатов, дорогие читатели, позволят нам сделать больше. Нам нужна ваша помощь, больше чем когда бы то ни было раньше (только, пожалуйста, делайте перечисления с российских банковских карт, перечисления с других карт мы не можем принять). Поддержите Fonar.tv! Вместе с вами мы сможем работать дальше! Мы надеемся на вас!