«На моих глазах шесть человек погибло под обстрелом, и мы решили бежать». Репортаж из приграничного пункта временного размещения для беженцев

В 14:00 автобус с журналистами отправился из Белгорода в сторону приграничного пункта временного размещения. Дорога до него занимает около 40 минут.

Мы останавливаемся перед блокпостом. Дальше военные обычно никого не пропускают, но «для журналистов делают исключение». Всех просят подготовить документы, которые в итоге никто не проверил, и мы проезжаем.

После блокпоста ещё несколько минут до АЗС — именно на её территории организовали транзитный пункт временного содержания для беженцев. В нём люди остаются до двух дней, после чего их перевозят в другие пункты на территории Белгородской области. Многие не задерживаются в нём дольше получаса — их вывозят автобусом в Белгород или дальше — в район или область. Есть и те, кого надо довезти только до блокпоста — там их уже ждут родственники или знакомые.

«На моих глазах шесть человек погибло под обстрелом, и мы решили бежать»

Сам пункт небольшой. Справа от здания АЗС установлено два ряда палаток. Всего их — 15. В них беженцы могут переночевать и получить экстренную психологическую помощь. Пункт развернули 8 марта, с этого времени, по словам начальника пункта, через него прошло 3,3 тысячи человек.

Тут работают сотрудники МЧС. В ряд стоят несколько служебных машин и «скорая». Возле здания АЗС находятся несколько десятков людей. Больше всего — женщин с детьми и пожилых. Одни из них успели собрать чемодан, другие смогли взять с собой только рюкзак или сумку. Люди в форме провожают к палатке пожилую женщину — с собой у неё только небольшой пакет с вещами.

Почти все эти люди приехали из посёлка Казачья Лопань Харьковской области. В день, когда мы приехали, в посёлке был большой обстрел и многим пришлось бежать, потому что у них не осталось даже домов.

Одна из беженок — молодая женщина — сидит возле здания заправки, прижимая к себе девочку лет пяти. Рядом с ней — двое детей постарше.

— Как вы доехали? Вам было тяжело, да? — подходит к ней с вопросами один из журналистов.

По началу она пытается что-то отвечать, но не состоянии сдержать слёзы, отворачивается и, вытирая их рукавом, тихо произносит: «Извините, я не хочу говорить».

Недалеко от мамы с детьми я вижу пожилую пару с двумя внуками и небольшой собакой. Йоркширский терьер в комбинезоне сидит на руках у мужчины и виляет хвостом. До начала боевых действий они каждый день ездили на работу на электричке в Харьков — мужчина работал водителем, а его жена — старшей медсестрой. Они до сих пор не понимают, как всё это бросить и расстаться с прежней жизнью.

— Мы тоже из Казачьей Лопани. Там сейчас всё серьёзно, страшно, — говорит женщина. — Я вышла на улицу и попала под миномётный обстрел, еле убежала.

— На её глазах убило *** русских офицеров (мы не приводим конкретные цифры погибших военнослужащих, так как не имеем официального подтверждения этой информации со стороны Минобороны — прим. Ф.), трёх женщин просто разорвало. Потом она два дня дома посидела, понервничала, и мы решили уехать. У меня там остались брат, сестра и отец, а дочка наша уехала в Польшу за два дня до этого, — добавляет её муж.

Я спрашиваю, куда пара планирует ехать.

— Мы едем на Урал, родственники встретят нас там. Сейчас уезжает очень много людей, каждый день. Все люди, что здесь, практически все оттуда, — отвечает женщина, показывая рукой на остальных украинцев, стоящих возле здания.

— Каждый день из посёлка уезжает полный автобус, — продолжает она. — Практически все хотят уехать, в автобусах просто не остаётся места для всех. Там остаются немногие, но сюда едут не все. Есть те, которые ещё до обстрела уехали в более тихие места. Многие уехали в Польшу. Мы пока не знаем, что дальше делать, как карта ляжет. Пока едем к родственникам. До тех пор, пока там всё не уляжется, мы не вернёмся. Мы несколько недель провели без света и всего. А если здесь понравится — останемся в России, да? — улыбаясь спрашивает мужа пенсионерка.

Терьер на руках у мужчины продолжает вилять хвостом и поскуливать.

— Для собачки у нас и домик есть, — улыбается мужчина и указывает рукой на мягкую тканевую будку. — Когда такое происходит, собираешь всё со скоростью света: и важные вещи, и документы — всё.

«Я должна вернуться домой. Я не боюсь этого»

Ещё одна жительница Казачьей Лопани — Ольга — выехала из города вместе с мамой. Она приехала в Россию, чтобы сделать челюстно-лицевую операцию, и планирует вернуться в Казачью Лопань.

— Автобус должен довезти нас до автовокзала, а оттуда — в больницу. После операции я планирую вернуться домой, я не боюсь ехать обратно. На Украине у меня тётя осталась, мамина сестра, она инвалид — прикована к постели, поэтому нам точно надо вернуться, к ней. Мы бы и не выезжали, если бы не моя операция, тут у нас никого нет.

— Мы постоянно на нервах, — вздыхает Ольга, отвечая на мой вопрос о том, что они чувствовали, находясь в зоне боевых действий, куда она собирается вернуться.

— Да, у нас сейчас ужасное состояние, — подтверждает её мать.

— Я особенно переживаю из-за больницы и операции. Мы ещё не договаривались с врачами. Военврач сказал нам ехать в Белгород машиной или автобусом, там бы [в Казачьей Лопани] меня не прооперировали. Если нас привезут на вокзал, как нам оттуда добираться до больницы? — неожиданно спрашивает она у меня.

Я рассказываю ей, на чём можно добраться, сколько времени это займет и сколько примерно будет стоить.

— А расплачиваться нужно в рублях? Мы по дороге обменяли уже гривны. Знаете, я вообще первый раз пересекаю границу. Мне иногда говорят: «Живёшь в Казачьей Лопани и ни разу не была в России?». Удивляются. Всё когда-то бывает впервые, — грустно улыбается Ольга.

В это время привезённые журналисты уже ушли к палаткам, в которых размещают тех, кому пока некуда ехать. Всего пункт рассчитан на 100 человек. В одной палатке может разместиться 14 человек. Они — утеплённые и отапливаемые. В каждой палатке стоят раскладушки с приготовленными комплектами постельного белья, есть освещение и розетки.

«Моя мама не смогла уехать — я плакал всю дорогу»

В одной из палаток расположились несколько семейных пар с детьми. Одна из женщин укачивает спящего младенца. Остальные пьют чай, сидя в тёплой одежде на двухъярусных кроватях. Как рассказывают люди, они приехали вместе и теперь «решили держаться вместе».

— Я из Казачьей Лопани, а девушка — из Харькова — указывает на свою спутницу молодой мужчина Георгий. — Она добиралась во время всех боевых действий. Чудом доехала.

— Я видела, как взрывали и всё остальное. Мой дом разнесло [взрывом]. Харьков сейчас вообще ужасный, — добавляет девушка.

— У меня мама там осталась. Дома у нас остановились солдаты, осетины, маму не обижают, хорошо относятся к ней. Когда я уезжал, они мне обещали, что помогут маме и поддержат в случае чего, — говорит Георгий.

Георгий вместе с девушкой пытались выехать четыре дня.

— Первый день мы пытались выехать. В автобусе было только одно место — пришлось возвращаться. На второй день автобус уехал раньше, чем должен был. Сегодня мы просто бежали до автобуса, чтобы успеть. Что могу сказать относительно Украины — это жутко и страшно. Сам я получал в России образование, у меня здесь родственники отца живут. Мама у меня украинка. Мне было страшно оставаться там. Неизвестно, что будет дальше, поэтому я и уехал. Сейчас в посёлке осталось процентов 60 жителей. Там ещё служивых много, а сюда им сейчас закрыта дорога. Много у кого там мамы, папы остались старенькие, а их никуда уже не повезёшь. Моя мама не может уехать, бросить хозяйство. Она только переболела коронавирусом, на третий день, как ей легче стало, всё это началось. Ей полегчало, и я решил уехать. Я очень сильно переживаю, я плакал всю дорогу. Мама есть мама, — делится мужчина.

Как рассказывают беженцы, некоторые из жителей Казачьей Лопани боятся уезжать из-за мародёров.

— Сейчас там жутко всё с мародёрами. Одна из семей уехала, а их дом через два дня полностью обокрали, выбили окна и вынесли двери. Что говорить, если даже танки разбирают. Оставили танк — поломалось что-то в нём, ушли ребята. Приходят на следующий день, а он уже разобранный. Я не понимаю, зачем им это нужно, — удивляется Георгий.

С продуктами, по словам беженцев, им помогала и Россия, и Украина, но Георгий жалуется, что продуктов, которые выдавали власти посёлка, им не хватало.

— С едой в последнее время тоже было тяжело. Наш председатель (видимо, имееется ввиду председатель Казачье-Лопанского поселкового совета, — прим. Ф.) в Инстаграме* выложил видео: «Я своему народу в Казачьей Лопани предоставил гуманитарию, питание, аптеку, они ни в чём не нуждаются». Где всё это было? Мы ничего не видели. Я приходил в поселковый совет, и мне давали на троих — на меня, на маму и девушку — вот так кашки, — мужчина складывает руки лодочкой — три «Мивины»(украинской лапши быстрого приготовления по типу «Доширака», — прим. Ф.) и маленький кусочек хлеба. И говорили: «Придёшь послезавтра». Значит старосте дали помощь, а до нас она не дошла. Всё ушло к нему и его родственникам. Он говорил: «Когда гуманитарка придёт из России, вам никто ничего не даст, они будут выгружать всё в сельсовет, а мы знаем, кому, что дать».

Лиля — женщина из другой пары в палатке, — также негодует: «Навешал людям лапши на уши. Всё, что нам давали, мы получали с криками и скандалами. Работники администрации в последнее время уже закрылись у себя и сидели, не показывались на людях. Мы думали их там разнесут люди, все злые были. Наша знакомая пришла по молоко — её ребёнку два или три года, ей председатель ничего не дал. Много детей голодные сидели».

Я спрашиваю людей в палатке, что они планируют делать дальше.

— Мы надеемся, что всё быстро решится, — говорит Георгий. — Пока мы приехали на ПМЖ, останемся [там], куда дадут возможность уехать. Будем стараться держаться вместе. Пока я хочу получить русский паспорт. Надеюсь, что получится быстро сделать это. Мы сначала бежали из Харькова с девушкой, на чём мы сидели, на том и подорвались, и там я забыл свой паспорт, Сюда мы приехали, нас покормили, напоили, сейчас обещают автобус перевалочный.

«В наш дом попал снаряд. Нас спас погреб»

— Нас сегодня разбудил обстрел. Прямо в наш дом попал снаряд, нас спас погреб, мы в него сошли. Я сначала не поняла, что случилось. Никто не пострадал. Муж нас с ребёнком схватил — и в погреб, а потом услышала, что стёкла летят, свист этот страшный. Потом, когда в центре уже был обстрел, и погибли люди, мы опять пошли по гуманитарную помощь и полетели ракеты, — продолжает рассказывать Лиля, — Я вообще не поняла, что произошло, пока не вышла на улицу с погреба. В соседский дом тоже прилетело. Вместе с ребятами [другими семьями в палатке] нам спокойнее, мы их знаем, но всё пока непонятно. Надо будет сейчас работу искать, ребёнка в школу устроить.

Все, у кого есть дети, по словам женщины, стараются выехать из посёлка, остаются только пожилые, остальные — «кто куда». В Казачьей Лопани остался и родной брат Лили, как она выражается, «на хозяйстве». Хотя она и понимает, что в ближайшее время работы там не будет, школы — тоже: «В неё прилетел снаряд».

— Знаете, — улыбается женщина, — я в Белгороде ещё маленькая была. Интересно, как там сейчас всё изменилось? Я помню, как мы ездили в Белгород с семьёй. На 9 мая мой кум уже несколько лет ездит в Белгород. Он каждый раз приезжал и говорил: «Ой, кума, знаешь, как там хорошо!». А я всегда ему отвечала: «Съездим ещё обязательно, Юра». Вот, пожалуйста... Мы посмотрим, что нас здесь ждёт, надеемся, что всё будет нормально. Хотелось бы, конечно, вернуться домой, но покамест точно нет, а если здесь обустроимся, может и вообще не уедем. Да, поменяли нам жизнь сразу кардинально... Мы каждый день и каждую ночь слышали взрывы, выстрелы. Мы уже технику выучили всю, где «Грады», где что. Надеемся, что всё образуется, но это будет нескоро, это точно.

Рассказ Лили прерывают гулкие звуки взрывов где-то на границе.

— О, вот так, — говорит она, вспоминая обстрелы в Казачьей Лопани.

Тем временем людей на улице уже не осталось. Часть из них увезли в другие ПВРы, а кого-то — к родственникам и друзьям.

К пункту подъезжает небольшая серая машина. Её задние стёкла обклеены бумажными листами А4, на которых большими буквами напечатано «ДЕТИ». Из машины выходит мужчина среднего возраста и заплаканная женщина по имени Татьяна. Не переставая плакать, она просит у меня телефон, потому что не может позвонить своей знакомой из России, которая обещала её забрать.

— Нас только вывезли, спасибо ребятам знакомым, подобрали меня, у них в машине собака и двое детей. А дальше куда? Не знаю. Здесь меня ждут мои хорошие знакомые, они меня пока приютят, дальше я ничего не знаю, я из-под бомбёжки только, я ничего не знаю, — снова начинает плакать только что успокоившаяся Татьяна. — Знаете, когда смотришь по телевизору, — это одно, а когда это с тобой происходит — это совсем другое. Сначала я провела семь дней в подвале, а потом выскочила к подружке и началась бомбёжка, я убежала в чём была, ничего не успела взять с собой, только это — женщина показывает на небольшой розовый рюкзак, в котором лежат все её вещи.

Я набираю номер и отдаю ей телефон.

— Алло, привет, я приехала, где ты? Я не знаю, где я. А ты где? — сквозь слёзы спрашивает она у своей подруги, а затем обращается уже ко мне: — Девушка, как им попасть сюда оттуда? Объясните ей.

Я в спешке отдаю телефон первому встретившемуся сотруднику МЧС и прошу подсказать женщине на том конце, как ей забрать подругу. Видимо, он сказал ей ехать в ПВР, потому что уже на обратном пути в автобусе, когда я поняла, что в суматохе забыла продиктовать спасателю её номер, она мне перезвонила: «Мы проехали блок-пост, но не можем найти Татьяну. Всех уже расспросили, никто её не видел».

После этого мы созванивались с ней ещё несколько раз. В последний — выяснилось, что Татьяна нашлась.

— Алло, да, мы нашли её. Их дальше повезли на автобусе в *** — там, где мы стояли. Всё хорошо, — успокоил меня голос в трубке.

СМИ в России сейчас находится в очень непростой ситуации: одних — заблокировали, другие сами приостановили свою работу, кто-то из журналистов покинул страну. Мы же остаёмся здесь и намерены продолжать работать, насколько будет возможность это делать, честно предупреждая вас о том, что мы можем сделать, а что нет. Но в связи с сокращением заработка с рекламы, нам очень нужна ваша постоянная помощь: 200, 300, 500 рублей в месяц от вас в виде ежемесячных донатов, дорогие читатели, позволят нам сделать больше. Нам нужна ваша помощь, больше чем когда бы то ни было раньше (только, пожалуйста, делайте перечисления с российских банковских карт, перечисления с других карт мы не можем принять). Поддержите Fonar.tv! Вместе с вами мы сможем работать дальше! Мы надеемся на вас!

* — Деятельность Meta, Facebook и Instagram признана экстремистской и запрещена Российской Федерации. Мы обязаны это указывать по требованию российского законодательства.