Хотелось
тишины, и чтобы те, кто её нарушает,
устыдились дежурных фраз в пафосных
речах. Хотелось, чтобы даже музыки не
было, чтобы автомобили встали на дорогах.
Хотелось, чтобы только было слышно, как
деревья шелестят листьями и поют птицы.
Не по-городскому и совсем по-весеннему
громко. И в этой птичье-лиственной
тишине чтобы шли они молча, эти тысячи
и тысячи людей — живые с мёртвыми. И
чтобы пока они идут в этом страшном и
трогательном строю, все перестали
спорить и ссориться, перестали мериться
уровнем патриотизма и степенью скорби.
Хоть на час, хоть даже на минутку, чтобы
все замолчали и мысленно встали в этот
строй.
Больше 25 тысяч человек вместо обещанных 5 тысяч проходили через центральную площадь нашего города, и хотелось закрыть уши руками, не слышать ничего, кроме пения птиц и шелеста листьев. Не знать и не помнить ничего, кроме этого момента и того, почему все они сейчас здесь и зачем держат в руках портреты людей, которых уже нет с нами и с ними.
Всё забыть и помнить только, что с фотографий смотрят чьи-то погибшие в войну отцы и матери. Погибшие в первые же дни войны, погибшие тогда, когда надежда на Победу уже была, и тогда погибшие, когда Победа была уже совсем близко. Больно за тех, кто так и не увидел 9 мая 1945 года, не увидел своих выросших детей, не знал внуков. За все эти непрожитые жизни больно.
Пока идёт «Бессмертный полк», думаешь: не так страшно, наверное, самому погибнуть на войне, как если твой отец, твой любимый папочка, никогда не вернётся домой. До слёз и дрожи страшно думать, что это твоя мама надорвалась до смерти самыми любимыми в мире руками, изуродованными кровавыми мозолями, сжимая лом, вгрызающийся в мёрзлую землю.
Тысячи живых один за другим идут по площади нашего города с портретами вечно живых в руках. А ты не идёшь — ты стоишь, слёз не сдерживаешь, ёжишься от только что пережитого в голове ужаса и просишь сама не знаешь кого: пожалуйста, умоляю — никогда больше. Пожалуйста, пусть никогда больше ничьи мать и отец не уйдут навсегда в страшную вечность войны, оставшись лишь родным лицом на фотографии и светлым и одновременно горьким воспоминанием.
