— Один
мой знакомый исследовательский менеджер
недавно делился, как в общении с
подрядчиком — руководителем одной из
университетских социологических контор
— предпринимал попытку совместно
критически обсудить методологию полевого
исследования, логику и целесообразность
действий подрядчика по получению
первичных социологических данных.
Менеджер признался, что попытка провалилась в зародыше, ведь в ответ он
получил от руководителя конторы отповедь:
«Мои исследования читает сам губернатор,
понимаете?! И корректировок, прошу
заметить, не делает. Доверьтесь мне, я
знаю, как надо. Результат будет на уровне,
гарантирую вам, что он устроит высшее
руководство».
Благосклонность заказчиков — сильных мира сего (губернаторов, депутатов, инвесторов, крупных бизнесменов и любых иных стейкхолдеров) — не в первый и не в последний раз стоит во главе угла при обсуждении качества работы учёного в частности и творческого человека в широком смысле. Михаил Булгаков в «Кабале святош» подробно описывал интеллектуальный поиск и внешние обстоятельства жизни такого творца на примере отношений артиста Жана-Батиста Мольера и короля Людовика XIV.
Помните начало пьесы: за кулисами театра Пале-Рояль все участники спектакля, включая самого Мольера, украдкой наблюдают за реакциями пришедшего на показ короля, ликуют, когда король аплодирует. Автор отмечает, что в этот миг на всех лежит «печать необыкновенного события».
Социологи также ценят сильных мира сего, и также попадание социологического отчёта на стол власть имущему отпечатывается для них как «необыкновенное событие». Руководители социологических контор, подобно труппе Мольера, при таких ситуациях барражируют в кулуарах, расспрашивая приближённых свидетелей: «Ну что, губернатор смотрел результаты опроса?.. А как внимательно? Ничего не прокомментировал?.. Понравилось ему?». Ликуют, если понравилось.
В прикладных социологах инстинктивно живёт страх отпугнуть, насторожить против себя или, чего хуже, оскорбить реальных или потенциальных внешних заказчиков социологических исследований критикой. Страх этот (назовём его обобщённо «страхом задеть»), как любая потребность низшего порядка по отношению к верхним уровням (иерархия Маслоу), в большей степени определяет поведение прикладного исследователя нежели потребность в академической свободе.
Другое дело, что в научной среде не совсем принято созидать на страхе. На страсти — да («Ибо для человека не имеет никакой цены то, что он не может делать со страстью» — Макс Вебер, 1917), на вдохновении и служении лишь своему делу — тоже. Но сделанное под страхом задеть чаще всего ничтожно с точки зрения научной ценности.
Те, кто приносят держателям капиталов социологические отчёты, не всегда отдают себе отчёт в том, что заказчики не только не являются специалистами в области этой науки, но и вообще не должны претендовать на социологическую экспертность.
Профессионализм губернаторов, бизнесменов и прочих стейкхолдеров не проявляется в знании методологии соцопросов. Губернатор, чувствующий, что разбирается в социологии (такое, впрочем, встречается), конечно, может высказывать свои суждения относительно социологического материала, но при этом вряд ли получит в ответ что-либо кроме соглашательства. Как-никак, но по отношению к руководителю социологической конторы он в двойном превосходстве: и как заказчик конкретной работы, и как руководитель региона, в котором работает контора, следовательно, её жизнедеятельность может зависеть от губернаторской милости. Скорее даже немилости (Мольер в финале пьесы говорит: «Всю жизнь я ему лизал шпоры и думал только одно: не раздави!»)
В то же время социология развивается тогда, когда страх задеть либо ещё не проявился, либо уже преодолён. Ведь, согласно манифесту академической свободы, учёный имеет неограниченное право выдвигать спорные и непопулярные мнения. Однако стоит признать, что социологи действительно в наши дни не горят желанием задействовать необходимые интеллектуальные ресурсы, чтобы выносить потенциально непопулярные или спорные гипотезы на всеобщее обсуждение просто из-за того, что высказывания таких взглядов призовёт на их головы либо диванную иронию в лентах комментариев, либо немилость со стороны обобщённого Заказчика.
Затраты на создание непопулярных или выдвижение критических утверждений слишком велики: современные социологи не способны их нести в силу ограниченного экономического, политического, часто даже социального, культурного капиталов, следовательно обречены всё время оставаться вторичными, повторяя уже известное (в самом оптимистичном варианте — научно обосновывая очевидное — прим. автора).
Несмотря на это всё же неправильным будет не признать за социологией потенциал: наличие определённых поведенческих и мыслительных предпосылок, делающих отдельных учёных невосприимчивыми к соблазнам академической несвободы. Отрицание заигрываний с заказчиками; показ жёлтой карточки тем, кто вместо разговора по существу методологии, кивает на свою приближëнность к центрам концентрации ресурсов, — это примеры проявления названного потенциала. Его отважных носителей — с Днём российской социологии!
