В Белгороде провели «общественные слушания» об установке памятника погибшим при обстрелах белгородцам. «Слушания» я взял в кавычки, потому что, как показало обсуждение в кинотеатре «Победа» (открыть его должны к концу месяца — прим. Ф.), решение уже было принято заранее, и его просто надо было донести, чтобы поставить точку.
Что я хочу сказать о макете памятника, который сделал скульптор Коробцов? Во-первых, Андрей Коробцов — без сомнения, молодой и талантливый человек, и его памятник во Ржеве — то, что заставляет трепетать, потому что там создатель монумента проникся и сделал вещь, которая точно и однозначно вызывает нужные эмоции, и она заслуженно стала символом памяти.
Ржевский мемориал Андрея Коробцова, иллюстрация Российского военно-исторического общества
Но Коробцов абсолютно далёк от понимания того, что происходило и происходит в Белгороде в период спецоперации на Украине. Классному скульптору в голову не поселить смыслы, эмоции, боль, контекст, который есть у белгородцев, ведь мы здесь проживаем это каждый день на протяжении уже более трёх лет. Он не прочувствовал того, что чувствуют белгородцы, и не понял, причём тут «сердце», а просто сделал несколько набросков по ТЗ, которое ему довели, а из этих набросков на встрече в митрополичьей гостиной уже выбрали итоговый эскиз.
Макет памятника на белгородском Арбате, фото Валерии Кайдаловой
Такой монумент — уж, простите меня, далёкого от искусства человека — мог появиться в любом городе Земли, и по любому случаю гибели детей, но он никак не связан с нашим городом. Просто банальное точное выполнение пожелания заказчика.
Мне вообще непонятно, зачем пытаются через памятник зафиксировать мысль «гибель детей мы помним». А как быть с погибшими взрослыми? Их, получается, можно забыть? Зачем нужна эта попытка сделать акцент на смерти одной группы, если смерть одинакова беспощадна и к детям, и к взрослым, и к старикам? И число погибших при обстрелах и атаках дронов мирных взрослых у нас в разы больше, чем погибших детей, но и первые, и вторые одинаково заслужили о себе светлую память на долгое время. Поимённую...
Второй момент. Я был на голосовании в митрополии, когда выбирали, какой эскиз монумента выбрать как основной. Мне не нравился ни один из предложенных скульптором вариантов, но так как графы «против всех» не было, я выбрал эскиз, который был мне ближе, и это не тот макет, который в итоге победил.
Я видел на голосовании самого Андрея Коробцова, я видел, как на всё происходящее смотрит скульптор, которому довели техническое задание, и я видел, что ему не понять, зачем просили у него крылья ангела сложить в сердце, поэтому он воплотил это пожелание, как мог, но эти сложенные крылья лично мне не напоминают белгородское «израненное сердце». Это попытка искусственно сделать что-то стоящее, что должно впоследствии стать местом памяти и скорби. А как любая «мертвенно рождённая вещь» такая попытка имеет немного шансов стать «живым [местом памяти]».
Макет сделан без прочувствования и понимания важности самого образа недолговечного «белгородского сердца», которое уже стало символом памяти о погибших, где не нужно придумывать смыслы — они уже есть в сознании свидетелей нынешних событий. Символом, где нет акцента на детях, где нет банальных ассоциаций со смертью (уж, простите меня, далёкого от искусства человека, во второй раз), а есть эмоции, есть реальное свидетельство того, что мы все пережили, в память о тех, кто не смог пережить этого.
Третье. Поимённый список всех погибших должен быть. Пополняемый, потому что люди продолжают гибнуть. Не нужно никаких обобщений. Эти люди заслужили свою собственную минуту молчания. Как это воплотить?
Возможно, как раз тут понадобится вписанный в композицию интерактивный экран с фотографиями погибших и краткой информацией о них, чтобы её можно было дополнять и дополнять. Возможно, как-то иначе эту задачу решить, но точно не безликая память о «неких погибших», а поимённая. Мы храним имена погибших, и для меня, в моей редакторской голове, даже несколько строк из их жизни, которые мы сохраняем в списке, уже рождают конкретные образы и представления, кем и какими были эти люди. А именно это и есть мост к долгой памяти.
Четвёртое. Я за сохранение «Сердца». Пусть бы его отливали в металле или как-то ещё сохраняли «на века», раз нынешняя конструкция разрушается, но это уже символ, который люди приняли, и не нужно играть и продюсировать искусственные смыслы для нового. Хотите поставить монумент с детьми и ангелом? Поставьте его в городе Шебекино на месте гибели самого первого ребёнка при обстрелах — 14-летнего пловца Дмитрия Хвиюзова, которого не стало 22 октября 2022 года. Или в Новой Таволжанке, где 19 февраля 2023 года оборвалась жизнь 12-летней Василисы Сорокиной во время звонка папе. В обоих местах этот символ будет уместен во всех смыслах и с сохранением того стороннего видения, которое уже получил Коробцов.
Пятое. Прекратите проводить общественные слушания для формализации нужного решения. Это не приведёт к диалогу, а только усилит разобщение. Если захотели услышать мнение людей, сделайте открытое голосование, как делаете голосование за места благоустройства и прочие вещи.
Дайте людям выбрать самим, каким они видят место памяти. И тогда это будет бережное отношение и к памяти, и к близким погибших, и к мнению гражданского общества. Ведь это же и есть одна из наших закреплённых примерно везде традиционных ценностей.
