В пятницу, 16 октября, Белгородскую область посетил популярный российский писатель Захар Прилепин. Белгородское утро у него началось с поездки в Холковский подземный монастырь.
— Сегодня мы проехали 70 километров до храмового подземного комплекса, и я там испытал ощущение, схожее с… У нас есть подобные пещеры в Сорокском монастыре и Киево-Печерской лавре, я там бывал неоднократно, но здесь само местонахождение этого храмового комплекса удивительно — он будто стоит на небесах. Это слияние природы и православия… и какие-то удивительные весёлые дети там бродили. Я приехал сюда как турист и получил удовольствие.
Днём писатель посетил духовную семинарию, где встретился со студентами, а вечером стал гостем очередной митрополичьей литературной гостиной. На неё приехал и губернатор Евгений Савченко.
Следуйте за губернатором
Сначала участники гостиной посмотрели художественную выставку — в залах Белгородской митрополии экспонировали работы белгородских художников Николая Коркина и Владимира Аксёнова. Затем отец Павел Вейнгольд пригласил всех пройти в торжественный зал:
— Следуйте за губернатором и владыкой! Кто за ними идёт, тот никогда не ошибается!
Очередная встреча в литературной гостиной была посвящена вопросу действия Русской православной церкви в XXI веке. Кроме того, на встрече говорили о 20-летии образования Белгородской митрополии, потому вперемежку с песнями и поэтическими выступлениями звучали доклады и исторические справки.
После полуторачасового перформанса дали слово Прилепину. Он всячески похвалил мастерство, как он выразился, артистов:
— У меня нет столичного скептицизма — я не из столицы, я из Нижнего Новгорода, так что я такой же провинциал, как и вы. Таких вещей в столице давно уже нет, тем более в такой концентрации — стихотворные, музыкальные чудеса. А то, что их организует Русская православная церковь, — это ещё более удивительно. У меня сегодня день необычайного душевного очарования.
Писатель перешёл к изложению собственных взглядов:
— Тема сегодня была заявлена как «Русская православная церковь в XXI веке». Не скажу, что я об этом размышлял, но мы с отцом Павлом (Павлом Вейнгольдом, настоятелем Смоленского собора, протоиереем — прим. ред.) стояли, разговаривали, и я как-то неожиданно вспомнил, что совсем недавно был в Соловецком монастыре и встретился с монахом, который там живёт уже более 14 лет и восстанавливает один из храмов. Он там совсем один. Глядя на него, я ловил ощущение, будто я его где-то видел только что, только что я где-то с ним встречался. И я понял: я видел его в другой одежде, и это был не он — это был другой человек — военный, на передовой, на фронте. И я понял, что какое-то странное, удивительное и неизъяснимое чувство роднит внутри меня русского солдата на передовой и русского батюшку. Я всякий раз удивлялся, как у них что-то общее есть в мимике, в форме жестикуляции, в речи, в неспешности. Это называется, — вот отец Павел сказал… духо… как же… Отец Павел, помогите!
— Нет уж, вспоминайте, — строго, но с улыбкой отрезал батюшка.
— Это жертвенность какая-то, — не стал вспоминать Прилепин. — Я называю это чувством стоицизма, тем чувством, когда человек становится больше, чем человек, когда преодолевает в себе что-то человеческое.
«Церковь в 21-м веке должна быть тем же самым, чем она была и раньше. Это путь и смысл церкви, путь и смысл нашего бытия — надстраивать свой дом, свою государственность, свою веру».
— Нас морочат словом «прогресс». Когда я вглядываюсь в тех людей, которые говорят о прогрессе, я замечаю, что они что-то другое вкладывают в это слово, чем под ним понимаю я. Их прогресс означает «забудь своё имя», «забудь, что ты русский», «забудь свою веру», «забудь всё, что тебе дорого и свято, и прими то, что мы тебе предлагаем». И это даже не новая модель айфона, это что-то такое, что не поддаётся рациональному описанию. Раньше, когда приходили к нам крестоносцы, когда смотрела на нас грозная католическая церковь, было понятно: они хотят обратить нас в свою веру. А сейчас приходит какое-то чудо в перьях, какие-то однополые браки, и всё это под видом прогресса. Я даже как-то крестоносцев стал больше любить и уважать. Прогресса не надо.
— А слово было «одухотворённость», — подсказал отец Павел.
Менеджерские проблемы
Во время чаепития начальник управления культуры области Сергей Курганский задал пришедшим (и Прилепину в том числе) вопрос о социальной ответственности современного «художника» (творческого человека — прим. ред.).
— Весь занавес рухнул в течение последнего года. Определяющее число художников, вскормленных властью, воспитанных властью, художников, которые носят ордена «За заслуги перед Отечеством» — они в момент киевского противостояния на Майдане даже не приняли нейтральную сторону. Они все стали поддерживать так или иначе тех людей, которые там скачут. Весь клан — Алла Борисовна Пугачёва, Людмила Евгеньевна Улицкая — я даже не буду все эти имена перечислять… Я бы понял, если бы они все были просто за гуманизм: против войны и там, и там. Но они выбрали совершенно отдельную сторону.
«Когда власть спрашивает про социальную ответственность художника в современной России, я могу сказать только, что в 90-е годы и до самого начала нулевых российская власть вскармливала тех людей, которые сливают Россию при первой же возможности. Они взяли половину театра, половину кинематографа… Это пространство под ними. Из литературы исчез русский мужик, священник, рабочий. В литературе менеджер среднего звена решает свои менеджерские проблемы с утра до вечера, и это главный герой, образ из программы «Дом-2». Вся это гедонистская прихотливая и похотливая публика была выпестована самим государством, не мы её придумали».
— Одновременно творили большие русские писатели: вот Михаил Тарковский, который живёт в посёлке на Енисее, строит храмы, занимается охотой, нормальный русский мужик! Он там пишет прекрасные русские повести, но его не популяризируют. Я зашёл в Московский дом книги на Арбате, а там лежит книга Михаила Зыгаря, главного редактора телеканала «Дождь». Две кипы — книга Зыгаря и книга Станислава Белковского. А Белковский — это политолог, который предложил сбросить ядерную бомбу на Крым, когда происходила вся эта история. А Миши Тарковского я вообще не нашёл. Олег Ермаков, замечательный афганский писатель, тоже там не представлен. Эти люди находятся на периферии. Их не показывают по телевизору. В последнее время хоть стали меня и Серёгу Шаргунова пускать туда, чтобы мы хоть могли молвить какое словцо. Не к нам вопрос. И не к вам, а к кому-то, кто это всё устроил, кто прогнал из литературы русского священника, русского крестьянина и привёл туда этих вот бесноватых.