Максим Туголуков в армии, фото из личного архива Максима
— Почему ты не попал в элитные войска?
— Не прошёл по здоровью. Небольшие проблемы со спиной. Более того, это было достаточным основанием, чтобы вообще в армию не идти, но, слава богу, «прокатило».
— Обрадовался?
— Конечно. Мне пришлось с ними спорить, но всё-таки получилось. Попал в зенитно-ракетные войска, это противовоздушная оборона. Служил под Питером, 50 километров от города. Конкурс туда был небольшой — не потому что там плохо, а потому что не звучно. Туда не просятся: это не ВДВ, не спецназ, не президентский полк. Важная часть, но обычная.
— Ты знал, что там будет жёстче, чем обычно?
— Я думал, что, наоборот, будет проще. А в первое время оказалось сложновато. Помню всё, как в тумане. Было хреново в том плане, что приходилось ждать непонятно чего. Сидели и тупо ждали, пока нас в казарму заберут.
— Это сколько дней было?
— 5 декабря я уехал из Белгорода, 6-го были в Москве, 7-го в Питере и 7-го же в Саблине (посёлок в Ленинградской области — прим. ред.). 8-го уже перевели в казармы. Здесь три недели до присяги проходили курс молодого бойца. В основном сидели, что-то учили из устава… Начались такие приколы, типа двух минут на подъём.
— То есть с первого дня началась настоящая армия?
— Да.
— Было сложно?
— Психологически в основном. Физически меньше. Отдыха достаточного нет, сна мало, организм охреневает от нагрузки. Ну и психологически тяжело, что ты оторван от всего. Я думал, что я готов…
— А другие как переносили?
— Примерно также.
— Может, кто-то говорил, что ему очень сложно, думает, что не выдержит?
— Было такое первое время. Я не помню, чтобы кто-то говорил: «Вау, как мне тут классно!». Помню, один парнишка говорил: всё, мол, пусть меня мама заберёт. У него там ещё черепное давление было — в общем, можно было «закоситься». Но он не стал. У меня тоже были такие ощущения. Я на восьмой день службы думал: «Твою мать! Зачем я сюда пошёл?». Потом — нет: привыкаешь, адаптируешься, понимаешь, что это временно.
— В чём главная разница армии и обычной жизни?
— Тяжелее всего — отсутствие свободы. Ты не можешь пойти куда хочешь, когда хочешь, в чём хочешь. Ты ничего не можешь, ты — робот.
— А сколько свободного времени было?
— Можно сказать, что его не было.
— Поначалу или вообще?
— Потом появилось. И то не всегда было. После ужина до программы «Время» оно положено по распорядку. Ты можешь подшиваться, постирать что-то, но по факту это время не всегда было свободным — могли куда-то спокойно отправить.
— У вас были телефоны?
— Они были, но первое время их забирали очень жёстко. Были построения, были «шмоны», бывало, кровати переворачивали, тумбочки, карманы выворачивали. По сути, обыск.
— И если находили…
— Отбирали. Отдавали по выходным. Разбивать не разбивали, по крайней мере на КМБ (курсе молодого бойца — прим. ред.). У меня была обычная «пиликалка» с собой, которую не было смысла носить. Я сдал её сразу и забирал по выходным. А пацаны прятали, куда-то там под половицу, в одежду.
Максим (крайний справа) и сослуживцы на курсе молодого бойца, фото из личного архива Максима
— Потом была присяга…
— Да. Кто с Питера, с области, — они уезжали в увольнение. Ко многим приехали. Ко мне не приезжали. Ну и за весь год я ни разу не был в увольнении — ни разу не выходил на свободу.
— Почему?
— Как-то у нас не принято было это. Местных отпускали — родители звонили или приезжали за ними. Рядом был лес и городок, но там особо не погуляешь — там жили в основном офицеры, которым если на глаза попадёшься… Плохо будет.
— А на выходных в части ты мог делать, что хочешь?
— Нет. Суббота — день уборки. А воскресенье считается выходным, но я не помню, как на КМБ мы воскресенье проводили.
— Присяга прошла и...?
— Мы до этого были в одном месте. Называется «нештатное учебное подразделение». А после присяги всех раскидывали по подразделениям в полк. И мы все разделились.
— Как изменилась жизнь после курса молодого бойца?
— Абсолютно другая. То бишь режим остался тот же, но всё стало гораздо насыщеннее (смеётся). Мы вставали в 6:30 утра, потом зарядка либо уборка, потом утренний туалет, утренний осмотр. Смотрят, чтобы в карманах лишнего не было, чтобы ты был подшитый, побритый, подстриженный.
— А если что-то не так?
— Заставят исправлять. Психологически могут надавить. Так, чтобы бить, не припомню, но психологически было давление. Но это если ты что-то отказывался делать — если всё нормально воспринимал, то и к тебе было нормальное отношение.
— При всех могут наорать?
— Сразу скажу: мат в армии — это официальный язык. Я первое время думал, что когда нас перед строем ставили и офицер рассказывал что-то, то он ругался. Потом я понял, что он просто так разговаривает. И попозже я стал себя ловить на мысли, что мат уже не воспринимаю. Я просто слушаю, какую цель мне он ставит, и всё — мне всё понятно.
— А сам матерился?
— Без этого сложно.
— Потому что другие не поняли бы тебя?
— Я воспринимал мат как вынужденную необходимость.
— Из-за других?
— Я замечал, что другие не понимали иногда, когда я говорил без мата. Они на меня такими непонимающими глазами смотрели...
— Но это потому что они изначально говорили на языке мата?
— Наверное, да.
— А были дерзкие, которые не соглашались выполнять команды?
— Дерзких не было, были нытики. «Ну я же подшивался, ну я потом побреюсь», — это никогда не помогало.
— Они были не приспособлены к армии?
— Да. Они просто не понимали, наверное, как себя вести.
— И их «давили»?
— Да.
— Получалось?
— Не всегда. Всё равно эти пацаны где-то тупили, что-то не получалось, кто-то грязным ходил. К таким и было хреновое отношение. Просто так тебя «доставать» никто не будет. И так, как в фильмах показывают, — «духи, стройтесь!», «деньги давайте» и «шнурки гладить», — такого не было.
— Прошёл осмотр. Потом завтрак?
— Да. Кормили хорошо. Были кадры, которые ныли: «Что за говно нам дают?». Я в основном смотрел на них как на идиотов. Я ждал каши, которая не будет падать с ложки. В итоге было не как дома, но как в заводской столовой. Например, была каша, часто гречка (гречка реально уже надоедала), кусочек сыра (правда следили, чтобы один), куриное яйцо, напиток (не кофе, а цикорий). Бывало, что на завтрак давали молоко — не всегда, но бывало. Пару кусочков хлеба, масло, бывала карамель. Один или два раза в неделю даже пельмени на завтрак давали. Потом стали чаще давать их, и многих они задолбали. Пельмени! Солдат! Некоторые даже выбирали перловку.
— Можно было выбирать?
— Да, обычно было два варианта. На обеде выбор был между борщом и рассольником, салатом таким и салатом другим, и тому подобное.
— То есть, в целом можно было наесться?
— Ну нет (улыбается). Просто всё так рассчитано по калориям, чтобы ты выжил. Я наедался только обедом, но всё равно хватало минут на 20.
— А что было на обед?
— Всё прилично — первое, второе, салат, компот или сок.
— И не наедался, потому что завтрак был слабый?
— Нет. Во-первых, нет перекусов. Между завтраком (в 8:00) и обедом (в 13:00) пять часов и они бывают очень напряжёнными. К тому же организм не привык к большим энергозатратам. Плюс стресс лишения свободы.
— Сколько времени у тебя было на еду?
— Около десяти минут.
— А магазин в части был?
— На территории не было магазина. Был только за ней, куда официально нельзя было ходить. Ну, конечно, бегали.
— Что было после завтрака?
— Развод. Построение на плацу, поднятие флага Российской Федерации.
— Все пели?
— В основном. Старшина гонял, если не пели.
— Были те, кто не знал слов?
— Были такие кадры. Но в основном на КМБ была проблема, что в ритм не попадали с музыкой. Допустим, на одном конце заканчивали, а на другом только начинали. Нас за это очень ругали. Сказали: «Вы тут будете на плацу на морозе, пока петь не начнёте».
— Спели гимн. Потом?
— Потом развод по задачам до обеда. Задачи абсолютно разные. Начиная от уборки снега, заканчивая стрельбами и работой с техникой. Самым сложным была, пожалуй, работа с техникой, наверно. Она тяжёлая, плюс первое время на морозе. Из физподготовки была в основном зарядка. В выходные и праздничные дни в основном стреляли, но этого было мало, хотелось бы побольше.
— А если ты не умел стрелять или подтягиваться, были какие-то наказания?
— Сейчас не та армия, чтобы тебя головой окунули за такое. Максимум, что могли сделать — обматерить.
Одна из задач солдат — вёдрами выгрести всю воду, фото из личного архива Максима
— Прошёл обед…
— По распорядку свободное время — час. В это время разрешалось даже спать. Но по факту оно было не всегда. Бывало, что надо что-то делать. Технику обслуживать, ремонтировать, строить. Если готовишься к наряду, то ложишься спать, отдыхаешь. Дальше обычный день в зависимости от задач.
— Контроль за выполнением задач был или просто смотрели результат?
— Тоже бывает по-разному. Бывало, стоят рядом, смотрят. В зависимости от задачи: если перенести что-то, то особо не смотрят. Ну а если что-то более ответственное, то да. Бывало, не только контролировали, но и с нами работали офицеры.
— Были поручения, которые невозможно выполнить?
— Наподобие было. Не невозможное, но трудно выполнимое.
— Потом ужин?
— Если не идёшь в наряд, то да. В 19:00 построение, в 19:30 ужин.
— Люди болели?
— Конечно. Я с ветрянкой лежал. А так всё как обычно. Два раза в день больным меряют температуру, три-четыре раза дают таблетки. Три дня нет температуры — выписывают. Даже с лёгкой температурой не считается, что ты болеешь. Я как-то на КМБ ходил с горлом, с насморком, кашлем и 37,5, и меня не госпитализировали. Я с этой температурой бегал и работал. Ну, я охреневал, конечно. Но я не знал, что у меня температура, думал, что мне просто жарко. Но меня всё-таки потом положили. Я просто пришёл и упал. И спал два дня.
— Какая должна быть температура, чтобы тебя освободили от службы и начали лечить?
— От 37,4.
— А у тебя была 37,5, и тебя не положили?
— Я сказал, что нормально себя чувствую. Они мне померили, посмотрели на градусник, мне не показали и спросили меня, как себя чувствую. Я сказал, что нормально, и они меня отпустили. Ночью я захлёбывался кашлем, долго не мог уснуть. Но когда пошли осложнения на глаза, я подумал — «всё, ребята, хватит», — и пошёл лечиться.
— Ты был готов терпеть, чтобы не показать себя слабым?
— Я знал, что если ты будешь ныть, тебе лучше не станет. Ты здесь не дома.
— Прошёл ужин...
— По распорядку дальше свободное время, но по сути — не фиксировано. В 21:00 — просмотр программы «Время», все рассаживаются перед телевизором. Потом прогулка с половины десятого до без десяти. Потом вечерняя поверка — это официальное название. Все строятся, перекличка, назначается следующий наряд, пожарный расчёт, действия по тревоге...
— А когда «Время» смотрели, общались после него между собой на общественно-политические темы?
— Конечно. И офицеры бывало воспитательную работу проводили, лекции читали. Рассказывали, что, почему. Но не до фанатизма, как в Советском Союзе: «Все за Сталина!». Просто адекватно. После поверки подготовка ко сну. Перед отбоем телесный осмотр. Все строятся либо в кальсонах, либо в трусах — в зависимости от времени года. И выявляются кожные заболевания и следы побоев: проходит офицер или дежурный и смотрит, нет ли синяков.
— Бывало, что были?
— Пацаны дурачились, боролись. Или ударился.
— Когда был отбой?
— В основном в 22:30. Бывало и в час, и в два ночи ложились.
— Почему?
— Учения. Когда были учения, мы несколько суток подряд спали по пять-шесть часов. Ложились позже, вставали как обычно. Бывало, делали поблажки — во время учений, по-моему, зарядки не было. Потому что подрывались, шли на завтрак, и опять начинались учения.
— В эти дни было особенно сложно?
— Для меня уже нет. Было лето, я достаточно отслужил, чтобы ко всему привыкнуть.
— Со временем ко всему, что было сложно, привыкаешь?
— Абсолютно. Во-первых, ты приспосабливаешься, во-вторых, находишь где-то время больше отдохнуть. Первое время такой возможности нет.
— Что с алкоголем в армии?
— Строго. Если увидят, будет плохо.
— Но было такое?
— Было, но не повально. Очень редко. У меня есть знакомый, который перепил, спалился, за это попал на «губу» (тюрьма в армии — прим. ред.) на неделю, а теперь дослуживает неделю. То есть я уже на дембеле, а он ещё дослуживает.
— А у тебя были соблазны за время армии, которым ты поддался или от которых отказался?
— И отказался, и согласился — всякое бывало. В армии можно всё, главное без палева. Я просто был умнее и делал это в более подходящие моменты. А так, да. Ну и до такого состояния я себя не доводил: то есть даже если я что-то употреблял, я был в адеквате. Понимал ситуацию.
— А интернет был у тебя?
— Поначалу отбирали телефоны, потом на подразделении такого контроля не было. В других подразделениях бывало и гвоздём телефоны к дереву прибивали, если находили. У нас снисходительно относились. Некоторые офицеры даже разрешали. У меня даже со временем офицеры начали спрашивать: «Телефон есть? — Есть. — Ну давай номер, если что, позвоним». То есть это разрешается, если солдат необходим или его надо вызвать для работ каких-то, например.
— То есть ты легально сидел в интернете?
— Легально у меня был телефон. Негласно разрешалось сидеть в интернете. Вообще в армии официально телефоны запрещены, потому что это армия. Ну а по сути все понимают, что сейчас без этого никак.
— А связь с родителями?
— Это разрешается по выходным и по праздникам.
— А что-то не рассказывать или не фотографировать говорили?
— Да. Технику нельзя было фотографировать. Говорили, что за это могут и посадить.
— А дедовщина была?
— Сейчас проще. Такой, как раньше, наверное, нет. Дедовщина была, но не до жестокости.
— Более мягкая форма?
— Можно сказать и так. «Молодые» выполняли какую-то такую работу, которую «деды» уже по сроку службы не делали: что-то помыть, что-то подмести…
— А заставляли что-то делать из оскорбительного, когда ты был «молодым»?
— Ну, было, но, скорее, не как унижение. Бывало, «дембеля» на кровати таскали — он лежал, а мы его тащили. Но это не было издевательством, а скорее развлечением, армейские приколы. Я с тем парнем вполне нормально общался.
— Мордобой случался?
— Бывало. «Молодые» с «дедами» не так часто схлёстывались, а больше свой призыв. Два «деда», например. Но это уже личные отношения — как в гражданской жизни, так и в армейской.
— Ты почувствовал, что как-то поменялся в армии?
— Опытнее стал, какие-то отношения с людьми узнал, навыки приобрёл. В чём-то разочаровался, что-то приобрёл. По большей части я не жалею, но не знаю почему — то ли от плюсов, то ли я человек такой, что во всём ищу плюсы.
— Ты советуешь идти в армию?
— Для кого как. Если человек — талантливый художник и зарабатывает этим, то зачем? Или учится на врача — если война будет, то всё равно он будет врачом. Зачем тратить год в армии?
— У тебя есть ощущение, что люди, которые приходили в армию не подготовленными к ней, ушли более крепкими?
— У каждого по-своему. Но мне кажется, что они ушли более готовыми — они всё это прошли, знают теперь.
— И те, кто «тупил» поначалу, тот перестал к концу службы?
— Нет (смеётся).
— Как проходили твои последние дни?
— Как у дембеля (смеётся). Ни хрена я не делал. Так, по мелочи. Быстренько сделал, пошёл отдыхать. Ну и меня особенно не трогали.
— О чём ты думал, когда возвращался?
— В армии уже привык ко всему: всё понятно, чего ждать. А здесь ничего не ясно, надо всё заново делать.
— От чего больше всего отвык?
— От всего. Вещи, техника.
— Что больше всего хотелось первым делом сделать в Белгороде?
— Да просто вернуться сюда. «Приду и съем первым делом бургер», —– такого не было. Хотел вернуться к обычной жизни. Начал ценить другие вещи: семью, дом, свободу. Всё простое, чего ты лишился в армии. Раньше ты понимал, что это круто, что у тебя есть, но не чувствовал.
— Если бы тебе предложили сейчас по контракту пойти снова…
— Я не буду на это отвечать.
— Почему?
— Не спрашивай меня про контракт. Я же не остался. В чём-то разочаровался, что-то осознал.
— Если резюмировать всё то, как у тебя сложились отношения с «дедами» и остальные плюсы, — это больше твоя заслуга или просто повезло?
— Я думаю, всё закономерно. Я себя поставил так. И дело не в конкретной части — я сужу по рассказам других таких же солдат. Если ты нормально себя ведёшь, не ходишь грязный, нормально выполняешь свои обязанности, не нудишь, — то и к тебе будут нормально относиться. Я руководствовался этим и всё сложилось хорошо.
