— Антон Владимирович, начнём с самого начала. Почему три года назад вы приняли решение начать работать главным врачом горбольницы № 2 Белгорода? Повлиял ли как-то на это [председатель совета директоров группы компаний «Агро-Белогорье»] Владимир Зотов? Как его участие отразилось на вашей профессиональной судьбе?
— Владимир Фёдорович очень сильно повлиял на мою судьбу. Мы с ним познакомились ещё в 2012 году. Я пришёл к нему в офис с предложением партнёрских отношений по работе скорой помощи и её структуры. Так получилось, что после этой встречи через какое-то время я возглавил КДЦ (впоследствии его переименовали в «Евромед», сейчас это одна из компаний ГК «Агро-Белогорье» — прим. Ф.). За весь период работы я многому здесь научился: управлению, подходу к работе и организации рабочих процессов. Я получил второе высшее образование в «Агро-Белогорье». Я счастлив и благодарен судьбе, Господу Богу, что жизнь свела меня с Зотовым.
Что касается моего трудоустройства в горбольницу № 2, здесь решение было общее, потому что Владимир Зотов рекомендовал мне сделать шаг ещё дальше, так как он видел мою работу как управленца. Наверное, он понимал, что я могу достичь чего-то большего, и, конечно, сделать это не просто для себя, а для людей, для жителей нашей области. Я согласовал с ним уход, и его поддержка продолжилась и здесь.
— А в чём она проявилась?
— Я выходец из группы компаний «Агро-Белогорье». В любом случае меня всегда соотносят с компанией и самим Владимиром Зотовым. Когда я пришёл сюда в 2017 году, я проанализировал работу, посмотрел процессы и вообще всю инфраструктуру. Тогда и родилась идея создать нечто иное, более функциональное. С точки зрения процессов — правильно выстроенную структуру, которая оказывала бы помощь населению «с колёс».
Антон Бондарев, фото instagram.com/av_bondarev/
Мы проанализировали деятельность клиник не только нашей страны, но и Европы. Проехали вдоль и поперёк, посмотрели, как работают клиники и больницы, как они оказывают помощь. За основу проекта мы взяли опыт больницы скорой медицинской помощи города Набережные Челны. Она на тот момент была просто фантастическая и произвела на нас большее впечатление, чем какая-нибудь европейская клиника. Мы увидели клинику, сделали проект, защитили его у Евгения Степановича.
Рассказали, показали, доказали в цифрах, что это необходимо для нашего региона, так как это будет его визитной карточкой. Вроде, идея интересная, но сомнения, наверное, были у всех. Но губернатор принял решение, что этот проект нужно сделать. А Владимир Зотов стал его куратором от областной думы. Так как я был его учеником и выходцем из «Агро-Белогорья», это фактически предопределило, чтобы он стал моим куратором здесь.
Я считаю, что сколько бы ни было вопросов и тяжёлых, непонятных моментов, Владимир Фёдорович оставался и остаётся тем самым учителем, который меня многому научил и который многое для меня сделал. Я ему очень сильно благодарен.
— Что учитель говорит о новом этапе жизни ученика?
— Я к нему пришёл летом и сказал, что должен дальше идти. Мы сделали клинику, создали все условия, в первую очередь, для пациентов, для врачей, выстроили все процессы, оснастили, отремонтировали, первую волну ковида победили, получили сертификат менеджмента качества и стали 27-й клиникой в России, имеющей такой сертификат. Я посоветовался с ним, могу ли сделать следующий шаг. Мы долго разговаривали, я обозначился, куда бы хотел пойти, и пояснил, что это будет совсем другая работа в столице. Он меня благословил, одобрил [мой выбор]. Его решение для меня было важно... Москва — это совсем другое измерение.
Хочу отметить, что связи с Белгородчиной не теряю, так же, как и связи со своими учителями. Ещё я очень благодарен Евгению Степановичу, ведь мой жизненный этап работы в клинике — это всё-таки и непосредственная работа с губернатором. То, как Евгений Степанович работал эти годы, и как я проработал с ним в этот период — 3,5 года — это ещё одна ступень знаний, ещё один мой опыт. Я считаю, что его уход с поста губернатора — это уход целой эпохи. Такого управления я нигде больше не видел.
— Участие Владимира Зотова в проекте больницы было только как «куратора» или была какая-то материальная составляющая в плане оказания помощи больнице со стороны группы компаний или каких-то других структур?
— Я воздержусь от подробного ответа на этот вопрос. Скажу того, что Владимир Фёдорович очень многое сделал для больницы.
— Антон Владимирович, в интервью телеканалу «Белгород 24» вы сказали, что первое предложение о новой работе поступило ещё весной. Это было то же самое предложение, что и сейчас, или какое-то другое (напомним, что пока Антон Бондарев официально так и не сказал, где именно продолжит работать — прим. Ф.)?
— Было достаточно предложений по работе, которые поступали с конца 2019 года. К их рассмотрению я вернулся весной, но коронавирус переиграл все наши планы, и мои в том числе. То, что будет сейчас, — одно из таких предложений. Никто о нём не знает, это было в аккурат после мартовских праздников. Сперва был телефонный разговор, а потом встреча в Москве... Но тут Covid-19 пришёл в Белгородскую область, и я понимал, что не могу в это время оставить свой коллектив, оставить Белгородчину в период, когда есть проблема, беда.
Мы все видели, что происходило в мире, видели количество умерших. Я решил остаться с коллективом. Хотя, скажу честно, в феврале-марте, когда не было ничего этого, я получал определённую информацию, что интересую определённую компанию, и понимал, что в принципе могу попробовать что-то новое. Мне должно было в мае исполниться 35 лет, и я был готов сделать новый шаг.
— Что будет с городской больницей № 2 как БСМП? Какие векторы намечены вами? Что достанется вашему сменщику?
— Надеюсь, новый губернатор, который возглавит регион, поддержит идею и проект, который сегодня есть, по реализации строительства корпуса на территории площадки на улице Губкина,46. Проект есть, в нём всё понятно, нужно только лишь финансирование и управленческие решения. Я считаю, что этот корпус должен быть построен, и тогда мы замкнём в целом всю БСМП, все две площадки на одной. Весь цикл будет здесь, всё будет рядом. Ведь в любой точке мира, в любой цивилизованной стране, есть больницы, оказывающие экстренную скорую медицинскую помощь. Неважно, привозят туда людей с оторванным пальцем или же с инсультом или инфарктом.
Я думаю, что история с Covid-19 закончится не раньше весны 2021 года, а скорее всего, даже ближе к лету. Это не только по моим прогнозам. К тому времени клиника должна будет вернуться в привычное русло работы.
Фото instagram.com/av_bondarev/
Сейчас у нас есть серьёзная материально-техническая база с точки зрения оборудования: есть два операционных отделения, большое реанимационное отделение, приёмное отделение, лаборатория. У нас сильнейшие специалисты: хирурги, травматологи, урологи, гинекологи, терапевты и другие. Они стали такими не только потому, что мы за эти годы их натаскали, а потому, что у них навыки и опыт были и до этого. А за этот период они ещё больше их наработали.
— А что дальше будет с площадкой бывшей горбольницы № 1?
— Сейчас у нас одно юридическое лицо на две площадки. Два приёмных отделения — это дополнительные компьютерные томографы, дополнительный штат и так далее. Но в помещениях на базе площадки бывшей городской больницы № 1, надо признать, инфраструктуры абсолютно нет. Имеющиеся там старые здания сегодня использовать нельзя. Много было разговоров о сносе зданий и о том, что там будет что-то построено, но я нигде и ни от кого из властей не слышал об этом. Пока мы одно юридическое лицо и мне неизвестно, что будет дальше с этой площадкой.
— Скажите, требуется ли БСПМ ещё специалист, который должен эту работу наладить? У вас же уже работала Резида Каримова [которая и была одним из тех людей, кто организовал работу клиники скорой медицинской помощи в Набережных Челнах].
— Вообще Резида Билиновна — это уникальный человек, несмотря на то, что многие говорили о том, что она бывает очень резка и требовательна. Она требовательна не к себе, а к медицине. Это такой практик. Я благодарен, что она вообще была с нами всё это время. Мы с ней отладили все процессы, немного где-то переделали подходы к оказанию помощи, увеличили доходную часть, но главное то, что мы изменили качество оказания помощи. У нас сегодня многие выучены здесь. Наверное, будущее руководство и команда клиники должны как минимум всё это удержать и постараться ещё и приумножить.
— Давайте обсудим вашу фразу в прямом эфире в инстаграме о том, что вся эта ситуация с коронавирусом продлится, скорее всего, до весны или даже до лета 2021 года. Не считаете ли вы, что ею вы могли испугать коллег, которые ожидали более раннего завершения всей этой проблемы с ковидом?
— Мы все уже перебоялись. Я говорю сейчас о первой волне, о первых днях работы, когда люди реально испугались. Я уже говорил вашим коллегам-журналистам о том, что некоторые сразу согласились идти и работать в этих условиях, их ничего не испугало, не смутило, так как они прошли птичий, свиной грипп и так далее. А другие задумались: «А стоит ли?». Некоторые сразу же попросились в отпуска, у тех же, у кого не было отпуска, взяли его за свой счёт, кто-то сразу уволился. А через какое-то время, буквально через 2–3 недели, появились государственные мотивационные выплаты врачам, поэтому люди начали выходить из отпусков и приступать к работе.
Мы всегда рекомендовали нашим специалистам, которые входят в группу риска — с повышенной массой тела, с сопутствующими хроническими заболеваниями, — пойти в отпуск за свой счёт, чтобы не рисковать здоровьем. Но хочу сказать, что многие вернулись в рабочее русло с ковидом.
— Я говорю сейчас больше про другое: есть специалист, условный хирург, он понимает, что одно дело — пару месяцев продержаться в общей борьбе с коронавирусом, чтобы потом вернуться к хирургической практике и к плановым операциям. А когда ему в октябре говорят, что, скорее всего, к нормальному плановому приёму он вернётся не раньше, чем через месяцев восемь-девять, он начинает понимать, что за этот срок он как специалист потеряет свой практический опыт. Эта проблема возникла?
— Да, есть эта проблема. Конечно, когда врачи летом вернулись к обычной работе, они просто жили в операционных. Сегодня их в большей степени не пугает, а смущает, что они не работают как специалисты своего профиля. За последнее время у нас в сутки проводят около 20 операций. В среднем, в ранее привычных условиях, мы делали 60–70 операций, а сегодня только 20. Но это пациенты с коронавирусом, которые экстренно поступают с аппендицитом, панкреатитом, травмами, лор-заболеваниями, гинекологией, урологией и другими заболеваниями. Наши врачи включились в работу. Более того: из Белгородской областной больницы ковид-положительных пациентов переводят на нашу площадку на лечение к врачам-гинекологам, хирургам и иным специалистам, которые обучились этому.
— Есть ли сейчас врачи, которые с осени вернулись в плановую медицину, оставив работу в ковидном госпитале, и работают теперь по своему профилю?
— Таких врачей нет, все остались. Плановой медицины у нас сейчас нет, она есть только в условиях областной клинической больницы, может быть, ещё в центральных районных больницах осталось что-то, но я точно не знаю. Сегодня есть потребность в специалистах-анестезиологах, реаниматологах. Они всегда востребованы. Они тоже приходят, из других областей переезжают сюда из-за родственников и по другим причинам.
— Плановые установки, которые доводились Минздравом до больницы по числу операций, удалось ли их выполнить в этих ковидных условиях? Если нет, чем это грозит в дальнейшем?
— Удалось. Мы сегодня за период, который я называю это «окном» между первой и второй волной коронавируса, достаточно быстро наверстали упущенный объём оказания плановых операций. Но, может быть, не до конца всё завершили. В этом году мы уже и не завершим их, а в следующем году это всё возобновится. Квоты за это Минздрав не должен урезать.
— Руководитель обздрава Наталия Зубарева и её первый заместитель Людмила Крылова наконец-то смогли объяснить журналистам, куда попадают люди, у которых лабораторно был подтверждён диагноз COVID-19, но впоследствии они скончались не от коронавируса. По их словам, такие пациенты в коронавирусной статистике фактически остаются «вечно заболевшими», потому что есть только три графы: «заболели», «выздоровели», «умерли от COVID-19». Расскажите, куда эти пациенты попадали в вашей статистике, когда вы подводили подсчёт и делились им у себя в соцсетях?
— Сегодня всё очень просто. Есть пациенты с подтверждённым коронавирусным диагнозом. Он выявляется ПЦР-диагностикой. Если Covid-19 подтвердился, то пациент идёт как ковид-положительный, если же он не подтвердился, то он идёт с «коронавирусной инфекцией лабораторно не подтверждённой», хотя клинические проявления все на лицо. С точки зрения умерших тут аналогично. Есть правильность в ответе департамента: когда всё закончится, мы сможем подвести итог. Некоторые мои коллеги из других регионов предполагают, что у кого-то из них вырастет заболеваемость по онкологии, у других — по сердечно-сосудистым заболеваниям, но точно не по коронавирусу.
Цифры — это хорошо, аналитика — это очень круто, потому что благодаря им мы видим все тонкости в работе, видим много мелочей, ведь цифру не обманешь. Статистика — это статистика, и пусть в белгородском облздраве за эти цифры отвечают. Теперь уже это не моя ответственность, это их ответственность.
— С точки зрения работы больницы, сравнивая первую и вторую волну коронавируса, количество летальных случаев от разных причин увеличилось?
— Не увеличилось, всё без изменений.
— В таком случае расскажу про случай, с которым столкнулся сам: едем мы в лифте в масках, и один мужчина показывает девушкам без масок фото трупов из морга в полиэтиленовых мешках, а потом добавляет: «Девушки, носите маски. Это реальная фотография, реальная ситуация». Почувствовали ли вы как главврач, что поток летальных случае стал выше, чем хотелось бы?
— Больше [смертей] сейчас по всем причинам. Причина не в эффективности работы специалистов. Врачи сейчас эффективно работают не только на ковидных площадках, но количество работы на пределе. Все отпустили и запустили ситуацию, потому что думали, что ничего не будет. Да, мы говорим о том, что болеют ковидом пациенты со всеми возможными патологиями. И всё это сейчас в совокупности идёт.
— Продолжая тему с лечением коронавирусной инфекции, скажите, пожалуйста, насколько сейчас стабильна ситуация с выплатами врачам за эту работу? Получали ли какие-либо выплаты сотрудники немедицинского профиля, которые работали в «красной зоне»?
— С этим вопросов сейчас уже нет. Они были в самом начале работы с Covid-19. Опять же из-за незнания сколько вопросов было адресовано президенту?! Но сейчас мы определились, что как только врач зашёл к пациенту с Covid-19, — значит, что ему автоматически положены выплаты.
Все работали в ковидных зонах, взаимовыручка у нас была на первом месте, люди иногда задерживались на работе на несколько часов. Что же касается тех, кому не были предназначены эти выплаты, мы старались платить им из своих денег. Ведь эти люди тоже рискуют, когда идут туда, например, чинить краны или делать свет. Мы оформляли и оформляем им выплаты отдельными приказами с просьбой выплатить премиальную часть за работу в ковидных отделениях.
Митрополит Иоанн вручил лекарства главврачам ковидных площадок, фото instagram.com/av_bondarev/
— Недавно во время вручения лекарств от коронавирусной инфекции митрополитом Иоанном официально было подтверждено, что он лечился здесь у вас от инфекции. Насколько там серьёзная была ситуация?
— Я не могу раскрывать подробностей. Я привожу в пример многим, что наш митрополит — образец пациента, у которого хватает терпения, сил и желания выздороветь. Действительно, он находился здесь около двух недель. Когда он выздоравливал, он говорил: «Может, я койку освобожу, я чувствую себя хорошо?». Но только когда пришёл его второй отрицательный тест, мы его выписали. Когда он находился в терапевтическом корпусе на лечении, не знаю, как это объяснить, но выздоровлений было больше и люди быстрее выздоравливали.
— А условия для лечения у вас общие для всех?
— Для нас каждый пациент важен, условия для всех одинаковые. Митрополит Иоанн лежал в точно таких же условиях, как и все другие пациенты.
— Продолжая тему с лечением известных белгородцев, скажите, пожалуйста, что стало ключевой причиной смерти директора мединститута НИУ «БелГУ» Владимира Куликовского?
— Не хочу комментировать эту ситуацию. Могу сказать лишь то, что его перевели к нам из областной клинической больницы в очень тяжёлом состоянии, и мы его «с колёс» положили на реанимационную койку. Я думаю, что в его случае Covid-19 оказался сильнее.
— Были ли другие подобные случаи, когда вы чувствовали, что вроде бы выложились на полную, но чего-то не хватило в этой борьбе?
— Конечно, такое бывает. Нельзя делить пациентов. Знаете, представители разных структур, друзья звонят: «Помоги тому-то или тому-то». Но сегодня все пациенты равны, особенно перед Covid-19, он не выбирает людей среднего класса, безработного или депутата. За период моей работы во время коронавируса к нам поступали разные пациенты. Были и депутаты, и меценаты, и врачи, и бизнесмены, ведь коронавирус не выбирает. Были те, кто ушёл из жизни, кого мы не смогли спасти.
Казалось бы, ты смотришь и делаешь всё возможное, консультируешься с московскими коллегами, стараешься сделать всё возможное, чтобы его спасти. И что в итоге? Всё, что надо было, сделано вовремя. Выполнены рекомендации не только Минздрава, но и, допустим, телемедицины. Но мы бессильны, ничего сделать не можем, а человек ушёл...
— Завершим на этом тему с коронавирусом. Задам один из вопросов, которые нам прислали читатели. Одного из них интересует судьба дома на Архиерейской 3. Имеет ли этот дом отношение к горбольнице № 2?
— Дом сегодня является собственностью Белгородской области. Он находится на балансе у департамента имущественных и земельный отношений, но в нашем управлении: мы за него платим налоги, содержим его. Сегодня в нём проживают наши коллеги. Что касается квоты, выделенной на горбольницу № 2, там практически во всех квартирах проживают коллеги с семьями. Поэтому он заселён. Я не знаю, какова его будет дальнейшая судьба. Дом будет предназначен только для медработников, которые работают сегодня на территории Белгородской области, остро нуждаются в жилье и не имеют возможности жить в каком-либо другом месте.
— Озвучивались ли какие-либо планы, чтобы медработники в дальнейшем могли приватизировать это жильё?
— Такой вопрос никогда не обсуждался. Точнее он обсуждался, но не было конкретики. Я считаю, что сегодня поддержка медработников должна быть, и, может быть, дай Бог, в будущем будут строиться индивидуальные дома или многоквартирные дома, которые будут выделяться специалистам-медикам для проживания.
— Этот вопрос остаётся, получается, уже будущему руководителю горбольницы № 2?
— Да, дальше будут решать люди, которые будут работать и в больнице, и в регионе.
— Ваше дело продолжает Проценко (новый главный врач горбольницы № 2 — прим. Ф.)? Какие-то есть пожелания ему?
— Роман Викторович? Да. Хочу пожелать сил, терпения и удачи. Другого здесь не дано. Я знаю его очень давно. Это хороший специалист, хороший менеджер, хороший руководитель. Надеюсь, что коллектив его примет. Даже больше: я уверен, что коллектив его примет, и всё будет отлично. Он продолжит начатое мной, начатое моей командой, продолжит с моей командой, потому что практически все сотрудники остаются.
— Антон Владимирович, расскажите подробнее о своём взаимодействии с департаментом здравоохранения и соцзащиты населения. Как выстраивались ваши отношения?
— Это вообще уникальная ситуация, когда, наверное, департамент мне всю дорогу мешал работать. Меня практически не поддерживали там, если не брать ситуацию с коронавирусом. Здесь лукавить не буду: эпидемия объединила все силы, никто не смотрел, кто кому брат или не брат. В этот период, конечно, была слаженная работа, и департамент делал всё возможное, чтобы держать ситуацию под контролем. Что касается работы во внековидное время, то тут никто никогда и ни в чём не помогал. Наоборот, максимально ставили палки в колёса. Руководитель [облздрава] всячески хотела, чтобы у меня ничего не получалось. Это было видно с первых этапов работы.
Когда мы защищали проект, когда говорили, что нам нужно современное приёмное отделение, что нам нужно переделать оперблоки, мы получали в ответ: «Зачем? Там всё есть, всё работает, не говорите всякую ерунду, Антон Владимирович!». При том, что губернатор всегда верил в этот проект, понимал, что это действительно неизбежно, что нужно всё менять.
Когда мы приняли решение о создании приёмного отделения, современной реанимации, когда проект был запущен, мы с ним поехали по стране, чтобы презентовать на медицинских площадках. Со мной всегда ехал кто-нибудь от департамента, чтобы услышать, действительно ли проект правильный или мы неправильно что-то делаем. Поддержка никогда не чувствовалась, меня старались везде сломать, правда, у них это не получилось. Я не знаю, какая причина такого отношения.
Каждый раз меня пытались очернить в глазах руководителя региона, в глазах моего куратора Владимира Фёдоровича, каждый раз пытались меня в чём-то обвинить. Однажды меня даже отправляли на медосвидетельствование.
Последняя капля была перед моим уходом: я вёл прямой эфир в социальных сетях и сказал, что на тот день на 730 развёрнутых ковидных койках лежало почти 770 пациентов, и приёмное отделение было забито. Приходят пациенты за помощью и ждут, что ты их госпитализируешь, а ты их не можешь никуда положить, потому что положить в коридор будет неправильно, так как им нужен кислород, им нужна отдельная палата. После этого признания журналисты сделали скриншот моего выступления. Меня вызвала к себе Наталия Зубарева: «Что ты такое себе позволяешь говорить? Это что за цифры? Неправда». «Почему я должен обманывать людей? Если вы там делаете свою статистику, делайте её сами, без меня», — сказал я. Коечный фонд на тот момент был забит полностью. Пошла вторая волна, надо было в этом признаться.
После этого у нас была такая проверка, какой я за три года ни разу не видел. Раньше они приходили планово, смотрели, изучали. Здесь же было с таким усердием, прям аж под плинтус залезали, максимально всё везде проверяли. Я им говорю: «Вы же всё видите с проверяющими, здесь всё чисто и прозрачно, это государственное учреждение, в которое заходят государственные деньги, за которые я несу ответственность. Неужели я такой идиот, что могу их направо и налево растрачивать? Тем более у нас эффективная больница, у неё нет кредиторской задолженности. Мы сегодня показываем хорошие результаты». В ответ было: «Извините, команда дана от департамента».
В этот раз проверяли всё подряд. Я думаю, что причиной для этой проверки были не только цифры, которые я назвал во время эфира в соцсетях, но и боязнь Наталии Зубаревой потерять своё место. Возможно, она думала, что я приду на эту должность, поэтому она и поспособствовала инициированию проверки.
Но в итоге статистику даже не проверяли, эти цифры они и так получали ежедневно. Мы на всех штабах всегда всё докладывали, какое количество коечного фонда у нас остаётся и другие вопросы. Я ещё в первую волну говорил: она закончится, и у нас будет осенний подъём. Единственное, в чём я ошибся, так это в том, что считал, что мы зайдём на вторую волну под конец октября — к началу ноября. Всё-таки, было тёплое время года, поэтому не должно было быть такой распространённости, но, получается, вспыхнуло после всех отпусков и массовых мероприятий. Быстро-быстро. Мы подошли к 1 октября уже с таким подъёмом. Мы открыли для ковидных больных хирургический корпус с 1 октября. Уже через неделю-полторы мы его забили полностью.
— На решение об открытии новой ковидной площадки на территории бывшей горбольницы № 1 в итоге повлиял ваш прямой эфир и правдивая информация, в которой фактически вы признались?
— Нет, это было в планах департамента... Кстати, к слову, буквально на днях Минздравом уже было сказано о том, что не имеют права сегодня специалисты, работающие в ковидных госпиталях, о чём-либо говорить про коронавирусную инфекцию. Наверное, в какой-то степени это правильное решение.
— Проверка больницы завершена?
— Да, ничего нет, всё чисто. Это говорит о том, что у меня никогда не было никаких злых помыслов и посылов. Была задача сделать проект, сделать максимально эффективную функциональную клинику с результатом работы на качество оказания медпомощи, и мы сделали её. Всё очень просто.
— Антон Владимирович, одни хвалят вас, другие ругают. Почему, на ваш взгляд, сложилось такое диаметрально противоположное мнение? И дополнительный вопрос: ваш период работы здесь совпал с активными публикациями телеграм-канала «Белздрав», насколько публикации в нём мешали работе?
— Это мешало работе. Я уже говорил, что никогда не было помощи... Не так давно «Белздрав» после кончины, Царствие небесное, нашего многоуважаемого и любимого Владимира Фёдоровича Куликовского, написал, что он был одним из людей, которые поддерживали этот канал. Честно говоря, меня это не удивило, потому что я это знал и раньше.
Я мешал людям. Почему мешал? Яркие цели всегда ставят под сомнения «матёрые» специалисты с авторитетным мнением. Возможно, в какой-то степени кто-то из них понимал, что это не он находится на моём месте. Кто-то вообще не понимал, что происходит, но надо было мне помешать. Кто-то мешал, потому что не хотел, наверное, отдавать маленький кусочек пальмы первенства. Сегодня клиника стала вровень с той же областной больницей. Многие люди говорят: «Я не хочу туда ехать, хочу к вам приехать». Даже в плане оказания помощи по травматологии и урологии наша клиника сейчас на голову выше. Это не потому, что я так хочу, а это объективно так.
Конечно, все понимали, что пришёл какой-то там молодой Бондарев... зачем он нам нужен, ведь он не наш? Это тоже было фактором для медицинского сообщества. Наверное, поэтому Наталия Зубарева меня не принимала. Когда мы делали проект БСМП, она нас не поддерживала, но когда мы его завершили и когда нас на всю Россию главный внештатный специалист Минздрава Сергей Фёдорович Багненко поддержал, только тогда представители департамента заявили: «Да, это мы всё сделали, мы говорили, что так надо, мы это создали». После этого в регион стали приезжать различные гости и от Министерства здравоохранения, и от регионов, и даже от Совета Федерации были специалисты. И все они говорили: «Вау!».
В общем, на всём протяжении моей работы была не помощь от департамента, а удары в спину, постоянные, ежедневные. Сколько было всяких анонимных писем, сколько было проверок в отношении меня! Они были постоянно. Я никогда об этом не боялся говорить. Сегодня для меня важны работа и её результат: коллектив и пациенты, которые к нам приходят. Для меня этот этап завершён и я могу сегодня сказать об этом, потому что больше не работаю здесь.
— Антон Владимирович, а сколько было судебных разбирательств и в скольких из них больнице пришлось признавать свою вину?
— У любой клиники есть судебные разбирательства. Таких глобальных, ярко запоминающихся, при мне не было. Да, есть сегодня вопросы по работе перинатального центра. Это, по-моему, было дело 2018 года — ситуация с гибелью 22 младенцев. По ним сейчас продолжается следствие, следователи будут делать выводы.
С точки зрения работы по оказанию помощи пациентам появляется что-то, но не так много. По каждому вопросу мы стараемся отрабатывать ситуации с родственниками или с самими пациентами. Если не получается, тогда они идут в суд. В итоге несколько судебных процессов есть.
— Сколько по ним было решений вынесено в пользу больницы, а сколько в пользу пациентов?
— В пользу больницы вообще у нас по стране выносится маленький процент судебных решений. Есть прецеденты, когда большие суммы в итоге выплачивают пациентам: от полумиллиона до 2–3 миллионов из средств ОМС, средств больницы. Вы же понимаете, что для больницы каждая копейка имеет большой вес.
— Антон Владимирович, расскажите подробнее, как прошла ваша финальная встреча с Наталией Зубаревой, когда она 30 октября представила врачам нового руководителя больницы?
— Меня проводили, судя по всему, как будто для галочки, для формальности. Мы ждали благодарностей и грамот от президента, на которые собирали пакет документов ещё в начале июня. Тогда нас оперативно собрали на ВКС и поставили задачу: срочно представить весь пакет документов. В экстренном порядке, в течение нескольких суток, мои коллеги и я, практически бросив всё, собирали справки и документы, передавали их в департамент.
Многие коллеги в других регионах получили эти грамоты, но мы до сих пор их не видели. Та же [заместитель руководителя облздрава] Елена Андронова ежедневно рассказывала, что мы их получим, но пока они где-то потерялись. По моим данным, наши документы никто никуда не отправлял, и поэтому грамот не будет. Конечно, многие из нас их ждали, потому что благодарность от федеральных властей — это всегда интересно.
Добавлю ещё один неприятный момент: когда у меня считали неотгуленный отпуск, а его было достаточно много, департамент блокировал максимально все выплаты и в итоге срезал мне порядка 14 дней отпуска за 2017 год.
— Что пожелаете коллегам, которые остаются здесь?
— Я, наверное, признаюсь, что чувствовал себя на этом месте, особенно в последний год работы, членом большой команды главных врачей Белгородской области.
Я желаю коллегам удачи, терпения, быстрого наступления светлого пути, светлого с точки зрения спада напряжения, возвращения в русло обычной жизни — оказанию медпомощи в плановом порядке. Своим коллегам, с которыми я поработал 3,5 года, которых я очень сильно люблю, ценю и уважаю, пожелаю просто не сдаваться никогда и ни при каких обстоятельствах, идти до победного конца. Иногда победа даётся дорогой ценой, но нужно идти до конца и побеждать, при этом желаю сил, энергии и желания во всём, уважения друг к другу.
— Свой блог в соцсетях продолжите вести?
— Да, возможно. Скорее всего. Я посмотрю на ситуацию. Посмотрю, как правильно с этим блогом подстроиться, исходя из новых реалий, где я окажусь. Моя новая работа начнётся в ближайшие дни. Я сейчас занимаюсь вопросом обустройства. В ноябре я расскажу о новом месте работы в своём аккаунте. Люди доверили мне своё внимание, и я не должен их подвести. Я должен их поддержать и дать ту информацию, которую они хотят услышать.
![В облздраве прокомментировали информацию о возможных проблемах с госзакупками и зарплатами в объединяемых горбольницах [обновлено]](/assets/thumbnails/bf/bf7be49d9ae661e2c29322b6d14202f1.png.avif)
