Критика чистого навальнизма

Главными событиями недели стали не только послание президента Федеральному собранию и 10-дневные майские каникулы, но и отчёт врио губернатора Вячеслава Гладкова перед депутатами и митинги в поддержку Алексея Навального (точное количество участников которых до сих пор не могут подсчитать). Магистрант журфака БелГУ Трофим Нарожный написал колонку о сторонниках Навального и объяснил, почему считает навальнизм «беззубым». Напоминаем, что мнение редакции может не совпадать с мнением автора.

— Приезд Алексея Навального в Россию, суд над Навальным, акции протеста и всё, что происходило и продолжает происходить вокруг этого, кажется, замылило фокус общественного внимания. Мы видим эти события как таковые, но не обращаем внимания на их подоплёку и перспективу, мы существенно ограничены в их познании.

Одни пытаются усмотреть в развернувшемся навальнизме, как иронизировал Александр Галич, «растленное влияние Запада», и, соответственно, мобилизовать все силы на борьбу с ним; другие же готовы здесь и сейчас (как новостная передача на «Дожде») поддерживать Навального, закрывая глаза на все нюансы его политической биографии (как во время ельцинской кампании 1996 года с ультиматумом «голосуй или проиграешь»,— сегодня это «выходи или проиграешь»). Третьи предпочитают оставаться аполитичными. Все три позиции имеют право на существование, но каждая из них может быть хороша лишь тактически.

В стратегии первая может привести к развитию в России «cancel (или call-out) culture», «культуры отмены» по отношению к государственной власти и её элитам: кому нужен белорусский сценарий, когда народ «тихо ненавидит» человека, держащего власть, по Бродскому, «на штыках и нагайках», когда народ готов скинуть с трона лидера нации, вонзить в его тело копьё как-только появится малейшая уязвимость в его кольчуге, сплетённой из танков и пехоты.

Вторая же позиция легко может привести к украинскому сценарию: в нашем случае снова встанет вопрос отделения Татарстана или Чечни (Кадыров никогда не позволит провести в республике конкурентные выборы, не позволит поставить против себя кого-то вроде Тумсо Абдурахманова, да и разговаривать на равных с тем же Навальным никогда и ни при каких обстоятельствах не станет: начальник Кадырова — не должность президента, начальник Кадырова — лично президент Путин, да что там начальник,— в известном смысле отец); добавьте сюда возможное резкое падение экономических показателей (инвесторам де-факто плевать на «демократичность» любого режима, — единственное что их волнует — это «стабильность», не считая, конечно, особенно изощрённого стабильного людоедства типа КНДР).

Те же, кто останется в стороне, кто назовётся «аполитичными», просто в итоге будут расхлёбывать со всеми остальными; как это говорят, «пойдут паровозом».

Тем не менее, навальнизм сейчас — в авангарде российской политики, хотелось бы нам того или нет. В связи с этим каждому рано или поздно придётся сложить мнение об этом явлении, принять для себя некоторые решения по этому поводу.

Итак, все мы хорошо знаем о позитивных сторонах навальнизма, — за доходчивость благодарим ****** (в России признана нежелательной, поэтому мы вынуждены удалить упоминание — прим. Ф.) (ЭТО ИНОСТРАННОЕ СРЕДСТВО МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩЕЕ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, мы обязаны это указывать по требованию российского законодательства — прим. Ф.), «Дождь» и личные ресурсы Алексея Навального: порой действительно кажется, что все условно либеральные медиа в той или иной степени замещают его пресс-службу.

Госпропаганда же традиционно предлагает вопли, лишённые всякого содержания; бесконечные нравоучения и невдумчивую критику низкого качества. В ответ на всё это нам, простым интеллигентам, ничего не остаётся, кроме как предложить свою матрицу описания, свою критическую парадигму чистого навальнизма — навальнизма вне эмоций, вне геополитики и вне эстетики.

Навальнизм беззуб

Протесты 2018, 2019 и 2021 годов показали, что навальнизм не способен на революцию. Ленин стоял на броневике, Ельцин — на танке, Навального же тащат в автозак четыре омоновца под крики «позор» и абсолютное бездействие толпы,— да он и сам успокаивал особенно пассионарных сторонников, мол, «не отбивайте меня»,— так ли ведёт себя вождь, так ли ведёт себя истинное племя? В действительности, последний реальный политический актор, пусть и радикал, Максим «Тесак» Марцинкевич, умер в тюрьме в 2020 году: так протест лишился последнего зуба, а поставить хотя бы съёмные протезы лидерам оппозиции недосуг.

Человек меньше и слабее медведя, но человек обладает разумом, у него есть как минимум рогатина,— это позволяет хотя бы уровнять шансы. Но безоружный человек в схватке с медведем — уже гарантированно мокрое место: максимальный возможный профит для оказавшегося в такой ситуации — успеть сделать ноги или отсидеться на дереве (читать — в Латвии).

Мирный протест, как и протест в соцсетях, располагается за рамками российской системы координат: идеологических, политических, вообще — понятийных. Так уж исторически сложилось, что в современной России не работает условное #metoo (насмотрелись всеобщего порицания на общественных судилищах в СССР), здесь работает #бейвкость, но на это навальнизм, к счастью, не способен.

Есть совершенно справедливое суждение за авторством Александра Дугина: «Если мы не готовы за идеи и за взгляды умереть — это не политика». Даже оказавшись в самолёте Томск-Москва, Навальный не был готов взглянуть в глаза смерти. Это произошло волею случая, а недобровольный, окказиональный героизм не пристало считать героизмом, это в сущности симулякр героизма, как и беззубый протест с фонариками — форма без содержания, «секс без оргазма».

Вместе с тем навальнизм — безответственен

Заранее зная, что дело никогда не будет доведено любой ценой до конца, навальнизм зовёт людей на улицы, зовёт под дубины, зовёт под статьи УК и КоАП. Кажется, будто истинная цель — растревожить, разволновать пассионарного человека, лишить его карьеры и здоровья, заработав на этом политические очки.

Много людей получили заветные компенсации по решениям ЕСПЧ? А чего им стоили эти унизительные 5-7 тысяч евро? (за 300–500 тысяч рублей потерять лицо — очень по-либеральному, правда).

Кроме того, навальнизм рушит семьи, ссорит поколения, становясь в сущности новой религией, хотя скорее — новой сектой, разделяющей общество на прогрессивных подписчиков Навального и отсталую «путинскую хтонь», которой как бы лучше сразу поднять лапки кверху. Непримиримый и безответственный — он не объединяет, НО разрушает общество, вторгается в его шаткий микроклимат, не задумывается о последствиях как для страны в целом, так и для отдельного маленького человека, ввязанного в политическую игру. Навальнизм хуже сталинизма, который, как считают отдельные критики, действовал по принципу «Лес рубят — щепки летят». У сталинизма был реальный ощутимый результат, в конечном итоге появлялись заводы и фабрики, строились дома, улучшалась обороноспособность, уровень жизни так или иначе рос, навальнизм же не предлагает итога: щепки летят, как люди улетают в спецприёмники по итогам несанкционированных митингов, но леса в итоге — нет (о, какое ироничное переплетение с подробностями дела «Кировлеса», но это, пожалуй, вне нашей компетенции).

Навальнизм безыдеен

Спросите любого навальниста: «Какова идеология навальнизма?». После охов и вздохов о «прекрасной России будущего» (ей богу, сентенция в духе «мы за всё хорошее, против всего плохого»), возникает фундамент навальнистского дискурса, ключевая идея — «борьба с коррупцией».

Однако, стоит заметить, что «борьба с коррупцией» — всего лишь функция почти любого государства, утилитарная задача, существующая если не совсем вне, то максимум на периферии политической воли. Можно ли на этом строить идеологию? Нет. Идеология «борьбы с коррупцией», всё равно что идеология «борьбы за равные права», «борьбы за комфортную городскую среду», «борьбы за честные выборы»,— цели хорошие, но лежат не в результативной, а в промежуточной плоскости.

Навальнизм безоговорочно, до тошноты безупречен. Навальный хочет казаться простым человеком, хочет максимально дистанцироваться от реальности нечистоплотного разбалованного коммерса: то ест доширак под камеру, то рассказывает, как солит огурцы в целлофановом пакете, то ещё что-то. Реальность же — видео с камер наблюдения, где Навального обливают зеленкой: важно не само нападение, важно то, что, опять же, вне фокуса внимания — фешенебельный отель, буржуйская походка раскрепощённого и самодовольного человека, одетого в дорогое пальто и дорогой костюм, ожидающий Навального чёрный тонированный Range Rover. Это скорее типичный посетитель ЦУМа, но никак не народный политик. Однако, когда Навальный знает, что его снимают видеокамеры — он простой москвич, прямолинейный и пассионарный.

В навальнизме кроется главная опасность современной политической парадигмы, то, что можно назвать «постпопулизмом»: если изначально популизм — лишь способ достижения политической цели, за которым следуют конкретные большие дела в духе тех или иных политических координат, то сегодняшний популизм, популизм Навального, популизм Зеленского, популизм Саакашвили — это замкнутая система, в которой нет курса, нет идей, нет ответственности, нет стратегии — лишь реакционные действия, «малые дела», диктуемые соцопросами, диктуемые волей не слишком умных масс, — а значит диктуемые собственно глупостью, за которой следует разруха, хаос, называемый «таким порядком», экономическое и политическое рабство целого народа.

После произошедших на этой неделе событий встревоженная общественность снова потихоньку охает и ахает про «беспредел силовиков» в том же Питере, расчехляет «рыдальники» по поводу судьбы Навального и его сторонников; девочки, мальчики и, по выражению Богомолова, «гендерно-нейтральные черти» с розовыми волосами, пирсингом и наркоманским взглядом топчут пороги судов, к ним же присоединятся, по выражению покойного Доренко, — «русскэ демократичнэ бабушкас», — шестерни снова начинают крутиться вхолостую, и едва ли это к чему-то приведёт, разве усугубит межклассовую пропасть, лишит спокойной жизни тысячи людей, отправит в тюрьмы сотни дураков.