— Как получилось, что вы возглавили организацию? Что союз значит для вас сейчас?
— Меня избрали, но почему — лучше, наверное, об этом спросить у коллег. Мне сложно отвечать, за какие заслуги.
Я могу лишь обрисовать общую тенденцию: это старейшая и самая многочисленная общественная организация в стране. Когда меня принимали в неё в 1986 году, это была очень престижная организация. Молодые журналисты почитали за честь состоять в ней. Я начинал свою практику с областной газеты: нужно было по крайней мере год поработать, показать себя серьёзными публикациями и потом уже подавать заявление, чтобы тебя приняли в союз. Тогда, да и потом тоже, молодые не очень стремились попасть в союз.
Что он им давал? Если я буду говорить о банальных вещах — допустим, поездки в международные журналистские лагеря или путёвки в санатории для более возрастных, — это будет неправильно. Конечно, шли не за этим. Шли за общением, коммуникацией. В моём понимании журналист без общения — это не журналист. У него должен быть большой круг общения, друзей, знакомых, информаторов. Журналист должен уметь дружить со всеми.
Общественная организация активно занималась обучением, переобучением, повышением квалификации, хотя далеко не все приходят в нашу профессию после журфака. И почему-то я питаю к ним большую симпатию и уважение. Прежде всего, нужно родиться журналистом, иметь нутро журналистское, быть любопытным, охочим до всего. Тогда толк будет. А просто иметь «корку» и красный диплом... Ещё не факт, что ты состоялся в профессии.
Союз всё это давал. В последние годы наш союз... Для меня это крайне неудобная тема, потому что у нас в стране существует такая порочная практика — мол, всё было плохо, а мы пришли, такие крутые парни, и дальше всё обязательно будет хорошо. Нет, нам просто есть, с чем сравнивать. Долгие годы союз возглавлял Владимир Семёнович Кучеренко — крайне авторитетный человек, не журналист по своей природе, не работавший ни дня ни в одном из СМИ. Он был уникален: совмещал управленческую работу в управлении печати и председательствовал в союзе. И он знал, что надо журналистам, — что они существуют, живут не только своей работой внутри коллектива, но и тем, что журналист, прежде всего, — это поездки, общение, семинары, творческие выезды на природу.
К сожалению, последние десять лет оказались безвременьем. Союз потерял авторитет, в основном здесь остались возрастные журналисты, притока молодых сил практически не происходило. Старики уходили, в том числе и в мир иной, — нужна была свежая кровь. В принципе, к настоящему времени и у власти (а власть, секрета не открою, интересуется существованием общественных организаций), и у всех остальных возникло понимание, что дальше так продолжаться не может — нужно куда-то двигаться.
— Возникло изначально у власти?
— Я не знаю всю подоплёку. Несмотря на то, что я на тот момент был в президиуме, я могу говорить об очевидных вещах, в чём я сведущ и о чём могу судить.
Предыдущий лидер подал в отставку досрочно. У нас конференция должна была проходить в июне 2016 года. Сразу скажу: моя кандидатура «всплыла» совершенно неожиданно, я себя к этому не готовил, мне хватало журналистской работы. У меня две газеты, и когда было серьёзно предложено…
— Кто предложил?
— Ну кто? Коллеги, которые созывали эту конференцию. Конференция была внеочередной, и я принимал в ней участие, чётко осознавая, что нужно что-то менять. Ненормально, когда, подавая заявление в союз, те немногие, кто желал вступить, вынуждены были ждать длительный период. Что-то не клеилось, что-то не могли собрать… Но сегодня, за этот месяц с небольшим, мы приняли уже 13 человек. Молодых ребят, с телевидения, из наших СМИ. И не ждали, пока кто-то подаст заявление — мы просто сами предлагали. Видим, что те неплохо зарекомендовали себя на медийном пространстве региона (и задаём им вопрос — прим. ред.), как вы смотрите на то, чтобы войти в союз?
Самое интересное, что мы взяли за практику задавать им теперь вопросы — они, может, и банальные, но, тем не менее, каждого из них я спрашиваю: «для чего вы идёте в союз?», «чем вы лично можете быть ему полезны?». И звучат не какие-то дешёвые, дежурные фразы, а ребята настолько непринуждённо отвечают… Например, парень с телевидения сказал: «Вы знаете, я вот на гитаре хорошо играю. Давайте, будет очередное мероприятие, я приду, сыграю и спою со сцены». Было видно, что это было сказано от души — они пришли в союз, потому что им это нужно.
Сообщество у нас единое — состоишь ты в союзе или не состоишь, я не хочу замыкаться на 500 членах союза. Мне интересны все люди, работающие в медийном пространстве, и блогеры (тоже — прим. ред.), которых в нашем сообществе некоторые вообще не считают журналистами…
— Вы тоже в соцсетях тонко намекаете на наличие дистанции...
— Я далёк от того, чтобы намекать или делить на касты, — это элита, вот это блогеры, а вот это сетевики. Если кто-то не принял данность и реальность, что это очень серьёзная сила, серьёзный потенциал, то это просто недалёкий человек. Поэтому никакой градации я бы не проводил. У каждого своё место — я представитель традиционных печатных СМИ. Я тоже не считаю блогеров журналистами, но они максимально приблизились к профессии. И мы должны повстречаться и с блогерами, и с сетевыми изданиями, я думаю, нам есть о чём поговорить.
— О чём?
— Темы могут быть абсолютно разными.
— Вы говорите о желании телевизионщика сыграть на гитаре — с этим всё понятно. А более глобальный смысл…
— Это всё мишура, да? Непрофессионально?
— Я не бросаюсь из крайности в крайность. Я не был ни на одном из ваших заседаний, но по обрывкам вашей прямой речи в СМИ узнал, что «организация может стать инициатором новых конкурсов, мероприятий». Вы в этом видите смысл Союза журналистов в современном виде?
— Вообще в региональном Союзе около 500 человек. По нашим подсчётам (сейчас чёткого списка нет, за десять лет всё развалено), городская организация насчитывает около 100 человек. Это серьёзный сегмент. Они варились в собственном соку. Элементарно: встречался я в Старом Осколе, там около 80 человек. Люди просто говорят: ну вы хотя бы встречайтесь с нами, общайтесь, сделайте что-нибудь с нами, мы вообще разобщены. Сетевики — себе, блогеры — себе, телевизионщики — себе, печатные СМИ — себе. Поэтому как-то объединяйте нас. Мы на любое согласны, только что-нибудь с нами делайте!
— То есть потребности сейчас ни в чём-то глобальном, а просто в том, чтобы аккумулировать имеющиеся «силы»?
— Да. Сейчас мало что имеется, но я живу по принципу «ставь большие задачи и добьёшься большего». Наверное, это неплохой посыл в этом деле. Вот в городской организации около 20 человек работают в пресс-службах — их вообще никто никуда не звал. Провели мы первый «Бал прессы», я говорю: давайте хотя бы пригласим их? Они тоже люди, тоже хотят общения!
— А они журналисты?
— Члены союза, в большинстве своём.
— Журналисты или нет?
— Я не могу о каждом из 20 человек сказать, является он журналистом или нет. Человек пишет — человек в какой-то творческий процесс вовлечён. Я даже не пресс-релизы имею в виду, потому что вы сейчас спросите: что они пишут? Пресс-релизы?
Хороший пресс-секретарь, как, например, в «Белгородэнерго», очень много вещей пишет помимо пресс-релизов: корпоративная газета, в другие СМИ много «сбрасывает» хороших, качественных, полноценных материалов. Да, они имеют ведомственный профиль с учётом особенностей работы, но, тем не менее, это журналистский материал. Но если он просто в пресс-службе, не работал никогда в СМИ, не написал ни одного материала, то у нас такие мнения раздаются — мол, это не журналист. Да пусть их будет больше, что плохого? Я пытаюсь понять для себя. По крайней мере, у них должна быть возможность подтягиваться до лучших. А то он сидит, варится в собственном соку и не видит, что вообще происходит вокруг. Ну да, в интернете сидит, что-то читает, а когда приедет, поучаствует в каком-то пресс-туре, у него будет возможность дотянуться до лучших, наверное.
Олег Размоскин с председателем Союза журналистов России Всеволодом Богдановым (в центре) на фестивале СМИ в Дагомысе в 2015 году, фото из личного архива Олега Размоскина
— Вам не кажется, что потребность быть задействованными в чём-то возникает у журналистов «старой закалки»? Современным вполне хватает работы в своей редакции и общения со спикерами — им не нужны «гитары» и встречи ради встреч, а нужна помощь в выстраивании коммуникаций с той же властью.
— Это в том числе, обязательно. А вынос на Большое жюри спорных публикаций — это не важно? Или судебный прецедент возник? Есть такая досудебная практика у Союза журналистов — в Москве есть специальное жюри, у нас аналогично оно создано, — обсуждение спорных публикаций, вызвавших большой общественный резонанс или ставших предметом искового заявления. На досудебном заседании Союз журналистов может вынести вердикт — не нарушил ли журналист правила этики, не превысил ли профессиональные полномочия.
А потом — вот вам интересно общение с коллегами?
— Смотря с какими.
— Не только в рамках редакции.
— Допустим, интересно.
— Вы ответили на свой вопрос.
— Мне не нужен условный союз, чтобы пообщаться за чашкой чая с вами.
— Ваше мнение тоже имеет право на существование. Но почему вы считаете, что только у возрастных членов союза (есть потребность — прим. ред.) встречаться, общаться? Не надо судить по «гитаре» — это был просто пример ответа молодых журналистов.
Мы когда-то было отчаялись, что союз заработает и несколько редакторов выступили инициаторами создания Ассоциации городских и районных газет — начали с малого. И провели первый конкурс для молодых журналистов. А сейчас как проводятся конкурсы в творческой среде? Собери публикации и представь для оценки жюри — с моей точки зрения, налицо определённая «вкусовщина».
Мы же пригласили ребят, которых мы вообще не знали или не слышали. Для меня был главный момент — представьте, выбрали их из своих районов, там они варились в своём соку, как вы говорите, среди возрастных журналистов, которые и помочь ничем не могли. Мы этих молодых журналистов, 20–25 лет, вырвали оттуда и говорим: так, ребята, экзаменационная система. Существует ваш компьютер и ваша голова — вот ваша работа, берите карточку, как на экзамене, и творите — в вашем распоряжении два часа.
Работы нас просто поразили! И то, что шесть человек из 12 уехали с планшетами, диктофонами, и потом они будут лет пять минимум вспоминать, что победили в независимом, честном конкурсе и приехали с такими призами. Я считаю, что уже для этого нужны профессиональные союзы.
Когда-то были хорошие времена, когда мне 22 квадратных метра жилплощади дополнительных дали за то, что я был членом Союза журналистов. Для чего? Журналисту, как и художнику, и писателю, и музыканту, нужен отдельный кабинет. Я далёк от мысли, что сейчас это можно сделать, — другие времена, другие нравы, но, тем не менее, в чём-то союз может быть полезен. Кто-то заболел — экстренно объявить сбор средств. Даже в таких вещах есть смысл его существования.
— Вы говорили, что журналист должен со всеми дружить. Видите ли вы здесь разницу между условно независимыми СМИ и теми, чьи учредители — власти? Должен ли действительно журналист дружить с властью?
— Вопрос с долей провокации. Я считаю, что и в государственном СМИ может работать незашоренный человек, не зацикленный на обслуживании интересов власти. Я точно знаю, что многим властным структурам, даже районным, хотелось бы, чтобы на предварительном уровне им показывали публикации. Я точно знаю, что многими публикациями они недовольны. Но я считаю, что редактор должен быть прежде всего смелым человеком. Дружить с властью не надо — ты просто не сможешь выполнять честно и профессионально свой долг. Но находить компромиссные решения, быть более гибким (а я на Востоке вырос, мне это знакомо) всё-таки надо. Я хочу, чтобы вы понимали разницу.
— Вы видите функцию Союза журналистов в налаживании коммуникаций между СМИ и властью?
— Естественно, вижу. Потому что, опять же, нам есть с чем сравнивать — когда в своё время, 15–20 лет назад, предпринимались «наезды» на редактора той же районной газеты, пытались его «затереть», сместить, то Союз журналистов подключался к этому вопросу, руководство предлагало власти сбавить обороты и дать журналисту возможность выполнять свой профессиональный долг. Он может нравиться или не нравиться кому-то, но мы, журналисты, не для того на этом свете, чтобы нравиться кому-то.
Если сегодня пошёл резкий рост цен на бумагу и полиграфические услуги, что грозит гибелью печатной прессы, то Союз журналистов уже подставил своё плечо, и две последние недели мы активно вели по этому поводу переговоры. Разговор был нелицеприятным, вплоть до ухода из региона, чтобы печататься в других типографиях, где предлагают рыночные, конкурентные условия, а не монополистские, как у нас. Конечная точка была поставлена, аппетиты снижены, и повышение состоится только на уровне официальной инфляции, а не на 30 процентов, как предлагалось раньше.
— Какие ещё задачи ставятся перед союзом?
— Жизнь мудрее, она подбрасывает свои проблемы, и в режиме онлайн придётся их разрешать. Сейчас совместно с корпоративными партнёрами на стыке мужского и женского праздников мы рассчитываем провести турнир по пейнтболу. Это модная, современная игра, она в тренде у молодёжи. Мы будем проводить её со сбытовой компанией на базе Грайворонского района. Там тоже молодой глава…
В таких неформальных встречах можно посмотреть туристический потенциал района, пообщаться, создастся уже какой-то мостик между нами и территорией главы района. Ему будет послан своеобразный сигнал — вот, Союз журналистов, видите, какая авторитетная организация!
— Спрошу чуть более конкретно. У СМИ одна из самых частых проблем — написание запросов и долгий ответ на них.
— Я знаю, сталкиваюсь с этим как издатель.
— Я именно на таких примерах, а не на пейнтболе, хочу узнать, будет ли союз помогать журналистам.
— В низовых звеньях, таких, как районы, большинство чиновников даже не подозревают, что они должны в семидневный срок ответить на запрос СМИ. Я с этим сталкиваюсь каждый раз и каждый раз приходится повышать их правовую грамотность. И каждый должен это делать.
А если на нашем сайте будут совместные заявления — что это, если не влияние? Сайт союза заработал, мы обозначили в выходных данных, что это будет не просто закрытая площадка, а пространство для открытой дискуссии, обмена мнениями, обсуждения важных глобальных тем.
— Как вы оцениваете уровень нынешних выпускников журфака?
— Потенциал журфака стал значительно выше, но если говорить о выпускниках, давать какую-то обобщённую оценку… Всегда была такая данность — очень редко журналист приходил после журфака, начинал пахать как лошадь и приносить хорошие материалы. Всё равно ему потребуется какое-то время на адаптацию в коллективе.
— Почему так?
— Я не знаю.
— Вам не кажется, что это из-за того, что приоритет на факультете отдаётся теории, а не практике?
— Кажется. Очень даже кажется. Я не раз говорил, что из практиков даже районного уровня у нас есть люди, которые могли бы почитать ряд дисциплин практической направленности. Чтобы человек после факультета пришёл в редакцию подготовленным. Сегодня пяти лет, которые студент тратит на обучение, мало для обретения опыта, ещё лет пять нужно, чтобы он полноценно заработал в редакции.
— Что вы можете сказать в целом о состоянии журналистики в Белгородской области?
— В каком плане?
— Вы ежедневно читаете СМИ?
— Конечно. И не только свои! Онлайновые, областную прессу, смотрю телевизионный контент, насколько время позволяет.
Наверное, многовато материалов (рассуждаю как профессионал) событийных — там юбилей, здесь праздник, там «танцульки», здесь «плясульки». Я бы больше рассказывал о важных людям вещах. Я свою планёрку начинаю так — мы такие же люди, ездим в общественном транспорте, идём за покупками в эти же магазины, ходим лечиться в эти же поликлиники — несите темы оттуда. Не надуманные, а то, что вы увидели, посещая эти места.
Далёк от мысли, что, как говорит Владимир Познер, надо давать то, что «пипл хавает». Отчасти да, но курс на потребности нужно держать.
— «Пипл хавает» — это и убийства, и «желтуха»…
— Конечно. Но если эпидемия гриппа, то нужно не просто рассказывать, как совладать народными средствами, но и поговорить о том, как организован приём в поликлинике, есть ли очереди, как улучшить всё это дело. В конечном итоге журналисту ведь не просто важно поднять пласт, а и решить проблему.
— Это ведь тоже зависит от того, «чьё» СМИ — если оно принадлежит городу, вряд ли оно напишет об очереди в городской поликлинике.
— Я повторяю: для меня всё упирается на 90 процентов в уровень профессиональной компетенции редактора и его смелости. Вот и всё. Мне не дают наряды в районе — о чём писать и как писать. Если невозможно проехать из-за снежного коллапса, мы берём фотоаппарат и идём снимать.
Фото из личного архива Олега Размоскина
— А в Белгороде есть смелые редакторы?
— Я многих знаю, конечно, но так, чтобы давать оценку… Вы фамилии хотите услышать?
— Можете СМИ назвать, чьи повестки дня вам ближе.
— …
— Такое ощущение, что вы сейчас в раздумьях, потому что их очень мало или вообще нет.
— Ну почему, в «Белгородских известиях» очень много животрепещущих тем... А что, вы мало пишете актуального? Ваше издание темы поднимает, блогеры много тем «тащат». Насколько они выверены — это другой вопрос, но иногда нужно просто «всколыхнуть» пласт.
— Какие главные проблемы вы видите сейчас у журналистов?
— Опять-таки, мне есть с чем сравнивать, я пришёл в эпоху горбачёвской гласности, и по моим публикациям снимали руководителей крупных предприятий, то есть работать было в кайф. Не потому, что драйв испытывали и самоцель была, чтобы кого-то сняли, а был эффект от публикаций. Сегодня я его практически не наблюдаю. Да, стали нам, районной газете, отвечать на публикации даже департаменты областные — это хороший знак для меня. Но мало что сдвигается по очень многим публикациям — наверное, держат нос по ветру, и я знаю, что читают, а раз читают, то уже взялись за дело... Но, тем не менее, раньше эффекта от публикаций было значительно больше.
— Вы считаете, что сами журналисты рассматривают это как проблему?
— Да, это проблема. Во многом себя и сами журналисты дискредитируют — не руководствуются честью, совестью, здравым смыслом. Необъективно порой пишут. Потому что если бы публикация была выверена на 100 процентов, все акценты были расставлены исходя из реалий, то я думаю, что и доверие было бы больше. Каждый читатель оценивает исходя из того, что сам видит вокруг себя, — если написали, что у нас прекрасно город почищен, но все-то видели, что коммунальщики как всегда оказались неподготовленными к зиме — сами понимаете, куда пойдёт кривая доверия аудитории.
— Со снегом понятно: журналист или врёт, или нет. А если освещается более тонкий момент?
— Например?
— Например, новость об отставке чиновника. Официальной информации нет, но в итоге источник СМИ оказывается прав, хотя на первом этапе СМИ обвиняется в «разжигании». Издание должно ждать официального подтверждения?
— Меня учили и на журфаке, и сама жизнь, что, во-первых, на каждый факт должно быть какое-то документальное подтверждение, а не просто слух, мнение, суждение. Если факт выверенный, то какие проблемы?
— А если ты доверяешь источнику на 100 процентов, но документа нет?
— Это мелкие детали.
— То есть всё равно не пойдёт в печать?
— Я уже ответил: для меня пойдёт только со стопроцентным фактажом. А ещё лучше, как нас учили, что 50 процентов собранных фактов и доказательств должны остаться «в рукаве» в качестве козыря.
— Вы считаете, что сейчас такой подход актуален?
— Да нет, сейчас руководствуются больше эмоциональным порывом — пришёл, увидел, написал, выложил. Даже не задумываясь о последствиях.
— А если это «молния»? И если условный «Билайв» не поставил её в эту минуту, то он знает, что проиграет.
— Мой ответ в зависимости от скорости не изменится. Любое уважающее себя издание будет стремиться к тому, чтобы «выскочить» первым, но если нет подтверждения, то не будет рисковать деловой репутацией. Это нормальное правило профессиональной журналистики.
— Тогда у меня последний вопрос — об издании ****** (в России признана нежелательной, поэтому мы вынуждены удалить упоминание — прим. Ф.). Вы наверняка их знаете…
— Нет.
— Не знаете ****** (в России признана нежелательной, поэтому мы вынуждены удалить упоминание — прим. Ф.)?
— К своему стыду, нет.
