«Иногда профессиональный долг идёт вперёд сохранности жизни»
Екатерина Сечина — главный редактор «Открытого Белгорода». Активно в журналистике она работает около четырёх лет. Белгородка отмечает, что с началом спецоперации журналистам стало работать гораздо тяжелее.
Екатерина Сечина, фото из личного архива
— Работать в прифронтовом регионе журналисту очень сложно. До 2022 года мы были тихим, спокойным регионом. Переживали какие-то сложные моменты, но, так как мы одна большая семья, всегда держались друг друга. К наступлению 2024 года жизнь изменилась. Изменились журналисты, наша работа. В какой-то момент мы все стали военкорами.
Нам очень быстро пришлось перестраиваться под меняющиеся обстоятельства, пришлось работать с угрозой для жизни. Лично я помню, как очень долго рефлексировала после того, когда в Белгород прилетел снаряд ФАБ-500. Конечно же, я и мои журналисты находились на месте, мы работали, подходили к дому, где было оцепление, где были разрушения, общались с жителями, очевидцами.
На следующий день, когда я тоже приходила смотреть, было до конца непонятно, что там происходит, — ещё до момента, когда объявили, что там есть второй боеприпас, — я находилась там, стояла в этой воронке.
Когда узнаёшь новости, что там был боеприпас и что он в любой момент мог взорваться, конечно, это как-то то ли отрезвляет, то ли заставляет задуматься о том, в какой ситуации ты оказался. И так практически каждый день: ты живёшь и ты не знаешь, что будет дальше. И, безусловно, иногда профессиональный долг — зов — идёт вперёд сохранности жизни.
Например, когда был прилёт у моего дома, конечно же, я первым делом спросила, как дела у родителей, у близких, но затем, несмотря ни на что, я оделась и пошла делать свою работу: снимать, фотографировать, что-то записывать и освещать события. И к этому нужно быть готовым.
Это, возможно, тяжело, возможно, кому-то не дано, не хочется этого делать. Но, к сожалению, это жизнь, это наши реалии, это белгородский журналист в 2024 году, — рассказывает Екатерина.
«Сейчас главная задача журналистов — не навредить»
Сейчас Сечина относится к своей работе журналиста так же, как и до начала спецоперации.
— Отношение к работе после спецоперации в принципе-то не поменялось, и к журналистике как таковой тоже. Журналистика для меня — это то, что отражает жизнь любого жителя страны, региона, города, любого человека. Какие-то судьбы, человеческие рассказы. Всё это журналисты запечатлевают. Это не только какие-то новостные заметки.
Но, конечно, стало работать тяжелее, потому что изменились наши реалии, потому что, по факту, я ещё раз повторюсь, мы стали военкорами, и приходится работать с поправкой на те или иные ограничения. Сейчас наша задача, как я это вижу для всех белгородских журналистов, — это не навредить. Ни себе, ни героям, ни городу, — уверена главред.
Несмотря на все сложности, руководитель «Открытого Белгорода» уверена, что её изданию удаётся сохранить объективность.
— Конечно, объективность сохранять тяжело. Когда ты читаешь и пишешь о смерти детей — это тоже тяжело. Но в какой-то момент нужно выдохнуть, дать себе порефлексировать, успокоиться и понять, что ты должен делать свою работу вне зависимости от предложенных тебе реалий. Ты должен оставаться профессионалом в любом случае. В нашей реальности это становится тяжелее, но я верю, что и мне, и моему изданию всё-таки удаётся это делать вне зависимости от наличия ограничений, которые сейчас есть для журналистов. Я считаю, что объективность и непредвзятость в подаче информации мы стараемся сохранять, потому что это важно. Я считаю, если дальше уже идёт что-то личностное, то в конце концов это может скатиться в какую-то пропаганду. Но я верю, что объективность всегда должна быть. Это то, что мы как журналисты обязаны делать и обязаны сохранять даже несмотря на тяжёлую ситуацию, — отмечает Сечина.
«Для меня ощущается только самоцензура»
Екатерина утверждает, что сама разграничивает, какие темы можно и нужно публиковать.
Екатерина Сечина, фото из личного архива
— Для меня ощущается только самоцензура. Я оцениваю, читаю, понимаю, анализирую, думаю, насколько вообще эта тема интересна для нас, для наших читателей. С оглядкой на то, чтобы не навредить ни своему изданию, ни своим журналистам, ни городу, ни людям, которые тут живут.
Сказать, что кто-то нам запрещает о чём-то писать или пишет какие-то угрозы — нет, конечно. Но самое главное, безусловно, это не навредить. Этим принципом мы и руководствуемся. Скорее всего, это только самоцензура.
Те ограничения и изменения, которые существуют с начала СВО, — это наши реалии. Нам их предложили, нас никто не спрашивал, но мы должны им следовать. Это ограничение, которое наложено законом. Будет ли оно в дальнейшем снято, мы не знаем, но мы имеем то, что имеем, и нам с этим идти, работать дальше, жить, — считает редактор.
«Сейчас нам не до развития журналистики»
В регионе Екатерине не хватает развития молодёжной журналистики.
— Скорее всего, мы находимся сейчас в периоде некой стагнации, когда очень талантливые ребята уходят из журналистики, потому что либо устают, либо переезжают, и им это неинтересно. Но это жизнь, так происходит. Я верю, что это какой-то временный период, и со временем, конечно, у нас появятся новые имена, новые талантливые и яркие ребята. Конечно, очень этого хотелось бы.
Очень хочется, чтобы больше уделяли внимания образованию журналистов и их практике. Мне кажется, сильно не хватает, чтобы ребята приходили и делали свои проекты на базе изданий. Хочется, чтобы была и конкуренция больше — у нас много изданий, много телеграм-каналов. Конечно, было бы здорово развивать их новыми идеями, новыми свежими головами, горящими сердцами. Думаю, это было бы здорово.
Хочется, чтобы в Белгороде появился «Дом журналиста», куда ребятам можно было бы приходить, общаться, чтобы появилось молодое коммьюнити, которое смогло бы само себя развивать, делиться навыками, темами, проводить форумы. Мне кажется, сейчас нам не хватает такого живого общения и места, где молодые ребята могли бы задать какой-то вопрос или поговорить с известными матёрыми, скажем так, журналистами, опытными и известными. Но всё это идёт с поправкой на время.
Мы попали в такую ситуацию, и сейчас нам не до развития сферы. Мы день прожили — и слава богу. Но я уверена, что это временно. Хочется верить в лучшее: мы будем развиваться как журналисты, и сама сфера в регионе найдёт, чем себя показать.
«Может, всё бросить, уехать к морю, удалить телеграм-канал и жить спокойно, выкинуть телефон?»
Продолжать работу в Белгородской области непросто, но в этом Екатерине Сечиной помогает её команда журналистов.
— Внутри нашей команды сложились очень хорошие, добрые, доверительные отношения, которые помогают нам даже в самые тяжёлые минуты. Мы друг друга поддерживаем, если вдруг кто-то устаёт. Чувство плеча сильно помогает, особенно в таких эмоциональных и тяжёлых условиях, в которых мы работаем. Это такая палочка-выручалочка. Я горжусь, что у нас получилось выстроить такую команду.
Безусловно, как и у любого другого человека, у меня бывают моменты, когда просыпаешься и хочется сделать одно, третье, пятое, десятое — написать миллион запросов, придумать какие-то темы, найти героя для интервью. А к вечеру ты уже выжат, устал. Не понимаешь вообще, что делать дальше.
Думаешь: может, всё бросить, уехать к морю, удалить телеграм-канал и жить спокойно, выкинуть телефон? Но потом начинается новый день, ты забываешь о плохом и продолжаешь работать дальше. Загадывать я ничего не могу, потому что я не знаю, как повернётся жизнь, но пока я здесь, пока я со своей командой, и стараюсь быть полезной и нужной там, где вот нахожусь сейчас, — уверена белгородка.
Журналистская солидарность — это...
— Для меня журналистская солидарность — это в первую очередь чувство плеча, понимание того, что ты не один, что тебе всегда смогут прийти на помощь, поддержать морально, возможно, даже посоветовать что-то, прийти на помощь в трудную минуту. Ситуаций таких в практике много — тут даже, наверное, не хватит времени всё перечислять. Поэтому, конечно, хочется сказать всем коллегам, с кем лично знакома, с кем каждый день общаюсь и работаю, большое спасибо за то, что выручают, приходят на помощь и что-то, возможно, советуют. И это очень важно для меня — чувство братства и понимание того, что мы все одной крови. Я считаю, что именно таким принципом и нужно руководствоваться. Мы друг другу не враги, мы друг другу не соперники, мы коллеги. И главное друг друга сейчас поддержать в это непростое время, потому что это очень важно.
«Лёгкой работы не бывает»
Сергей Егоров — главный редактор сетевого издания Go31.ru. Журналистикой он занимается уже 22 года.
Сергей Егоров, фото из личного архива
— На мой взгляд, лёгкой работы вообще не бывает. В новостном издании, само собой, тоже. Это сложно и в мирные времена. Сейчас же — тем более. Трудности, пожалуй, не столько от специфики информационщика, сколько от тем публикаций. Сначала — пандемия ковида, теперь военная спецоперация. В последние несколько лет довольно много вызовов и психологического, и технического плана. Но ничего, стараемся успешно преодолевать их, — рассказывает Егоров.
«Объективность неоднозначна»
Как и все СМИ, Go31 пытается сохранять объективность в своих публикациях.
— Мне кажется, объективность — категория, которую лучше оценивать со стороны. Конечно, журналисты Go31.ru стремятся к ней. Насколько это получается, — следует спросить у читателей. Вообще объективность неоднозначна, осложнена самыми разными факторами — начиная с требований закона и заканчивая словарным запасом автора, его эмоциональным фоном, — отмечает главред.
Егоров добавил, что редакция столкнулась с изменением отношения к журналистам со стороны правительства Белгородской области.
— Сотрудники правительства региона незадолго до начала военной спецоперации на Украине ограничили взаимодействие с редакцией Go31 до минимума. Как правило, оно заключается в официальной переписке: мы направляем запросы информации, они отвечают. В большинстве случаев. Если возникают какие-то конкретные дискуссионные темы, достаточно легко находим взаимопонимание или компромисс. Цензурой я это не назвал бы. Обычные рабочие моменты, — считает Егоров.
«Журналистика стала менее интересной»
По словам главного редактора, периодически в белгородских СМИ выходят интересные материалы, однако региональная повестка стала менее яркой, чем была раньше.
— На мой взгляд, журналистика стала менее разнообразной, менее пёстрой, а значит — менее интересной. Не уверен, что это деградация, скорее адаптация. Хотя это, конечно, не исключает и отдельных творческих удач, классных материалов. Тоже случается, как и всегда, только реже. Если замечаем такое в медиасфере, обсуждаем с коллегами, делаем выводы. Как и негативные примеры — тоже.
Почти в любой ситуации, в том числе в нашей, можно получать кайф от работы. Кризисы, безусловно, присутствуют, как и 20 лет назад. Но завязать [из-за этого с журналистикой] пока серьёзно не думал, — делает вывод журналист.
Журналистская солидарность — это...
— Самый яркий кейс, который сразу приходит на ум, — это история с Иваном Голуновым (в 2019 году журналиста-расследователя Ивана Голунова обвинили в сбыте наркотиков — тогда журналистское сообщество встало на его защиту, в том числе «Фонарь» — прим. Ф.). Когда Алексей Венедиктов* (Минюст признал его иноагентом — прим. Ф.) и Маргарита Симоньян оказались заодно и ходили по кабинетам чиновников, чтобы его отбить — это очень круто. И отбили, кстати. Что случается отнюдь не всегда, — делится примером солидарности Сергей Егоров.
«[Роскомнадзор] — это всегда цензура, так было, есть и будет всегда»
Евгений Грицков — главный редактор ИА «Бел.ру». Журналистом он работает более десяти лет, а в «Бел.ру» — с 2017 года.
Евгений Грицков, фото из личного архива
— Работать тяжело и беспокойно. Я живу в месте, куда «не долетает», — в этом мне повезло. Жить и работать на Харгоре в Белгороде — тяжёлый стресс. Вряд ли здесь журналисты чем-то отличаются от других белгородцев, остающихся в городе и в регионе. Перебежками от укрытия до укрытия и от окна до коридора — так и живём.
Отношение к работе [после начала спецоперации] никак не изменилось. Я сознательно и уже в солидном возрасте выбрал профессию. Отношение к ней одинаковое — что сейчас, что десять лет назад. Отношение может меняться к сопутствующим факторам, к возможностям в работе, к пользе этой работы и так далее.
Я понимал, во что вляпываюсь, поэтому у меня не было и разочарований. В сфере массовой информации лет 20 назад началась революция, хотелось быть к ней причастным. Ну и хочется быть полезным, надеюсь, что получается даже сейчас, — делится Евгений.
Грицков добавляет, что он не знает «ни одного полностью объективного медийщика», поскольку объективность соблюдать тяжело.
— [Роскомнадзор] — это всегда цензура, так было, есть и будет всегда. Это данность, в определённой степени — необходимость, и это касается не только России. Доступ к получению информации достаточный. Где нельзя что-то узнать у официальных лиц, всегда добрые люди помогут. С распространением сложнее — и это тоже понятно в данной ситуации, — говорит главред.
«Журналистика в регионе деградирует»
По словам редактора, журналистика в регионе затухает — из Белгородской области уезжают профессионалы.
— Журналистика в регионе сейчас на низком уровне и деградирует, в том числе по объективным причинам — например, из-за оттока сильных специалистов.
Мысли оставить журналистику появляются постоянно. Помогает вера в лучшие времена, то, что редактор я ещё относительно «молодой» и только, по большому счёту, учусь им быть, и молодой коллектив «Бел.Ру», у которого большой потенциал, — говорит руководитель издания.
Журналистская солидарность — это...
— Солидарность журналистов — это миф. Понимаю солидарность дружескую, человеческую, по профессии — нет. Если человек «редиска», должность журналиста его тут не спасёт. Белгородская область здесь не исключение, — уверен Евгений Грицков.
«Объективность в журналистике — понятие очень эфемерное»
Вадим Кумейко — ведущий прямых эфиров и программ в «Белгород-медиа», а также корреспондент СМИ АО «ОМК». Он профессионально занимается журналистикой с 2009 года.
Вадим Кумейко, фото из личного архива
— Работать в прифронтовом регионе, скажем так, несколько неспокойно. Бывает трудно сосредоточиться на подготовке материала, когда в день несколько ракетных опасностей. Иногда срываются съёмки и прямые эфиры, когда над городом работает ПВО и у гостей нет возможности добраться в студию на съёмки. Иногда кажется, что уже привык к такому. Но реальность постоянно приводит в себя и заставляет не расслабляться. А так никаких особенностей. Работали и продолжаем работать, — серьёзно настроен журналист.
По словам Кумейко, новости, связанные с СВО, его работы почти не касаются.
— Объективность в журналистике в принципе понятие очень эфемерное. Каждый видит ситуацию со своей колокольни, даже давая право высказаться обеим сторонам, если речь идёт о конфликте, например. Конечно, каждый на своём месте старается быть объективным. Кому-то это удаётся, кому-то — нет.
Конечно, специфика работы в регионе накладывает свой отпечаток в части публикации информации, особенно связанной с СВО. Но это больше касается моих коллег, которые занимаются новостной журналистикой. Моей работы это почти не касается, — уточнил руководитель.
Вадим тоже высказал мнение, что в белгородской журналистике сейчас есть проблемы.
— Мне кажется, что в последние несколько лет белгородская журналистика переживает не лучшие свои времена. Но это субъективно.
Помогают [работать дальше] семья и коллектив. Мне вообще по жизни везёт на людей рядом. Их поддержка даёт силы. Мыслей об уходе из профессии нет, — высказывается Кумейко.
Журналистская солидарность — это...
— Солидарность для меня — это когда ты по-человечески относишься к коллегам, даже если в какой-то степени считаешь их конкурентами. В моём понимании, быть солидарным — это увидеть ошибку или опечатку у коллег и написать в личные сообщения редактору или журналисту из этого издания: «Эй, мне кажется, у вас там опечатка вкралась, поправьте». А не спешить скринить страницу издания и злорадствовать где-то в своих личных соцсетях.
«Приходится взвешивать каждое слово»
Алексей Дёменко — редактор городского портала «Оскол Сити». В СМИ он работает с 2002 года. Журналист отмечает, что Старый Оскол тоже страдает от последствий спецоперации.
Алексей Дёменко, фото из личного архива
— К счастью, наш город пока расположен в отдалении от мест активных боестолкновений, но и сюда уже прилетают дроны, уже были разрушения, хотя пока и без раненых и убитых. Но приезжают люди, вынужденные из-за обстрелов покинуть свои дома. Власти готовятся к ухудшению обстановки, в образовательных и медицинских учреждениях плёнка на окнах, везде стоят модульные укрытия, атмосфера тревожная. Конечно, всё это влияет и на профессиональную деятельность. Практически исчезли массовые мероприятия, вплоть до трагикомичных ситуаций, когда власти проводят какой-то сбор граждан, но умоляют о нём не писать «из соображений безопасности». Всё больше запросов остаётся без ответа, больше возникает ограничений и даже просто съёмка в публичном месте может сама по себе привлечь внимание и стать основанием для каких-то проверок и подозрений, — отмечает коллега.
Алексей говорит, что самоцензура стала сильнее и одновременно стало труднее обращаться ко «второй стороне» при освещении событий.
— Вырос уровень самоцензуры, приходится взвешивать каждое слово, просматривать каждый снимок и ролик. Чувство ответственности за сказанное выросло на порядок. Приходится искать возможность продолжать говорить людям правду даже в нынешних ухудшающихся условиях, оставаться честным перед своими принципами.
Увы, далеко не все материалы на моём сайте объективны. И не только из-за каких-то цензурных ограничений, просто меньше стало времени и возможности выслушать вторую сторону, взвесить и перепроверить какую-то информацию. А если информация идёт от госструктур, то попытка противопоставить ей что-то другое может повлечь правовые последствия. И приходится вспоминать эзопов язык, указывать в тексте, что это речь конкретного человека или ведомства, а не установленный факт, и другими способами пытаться выразить свою позицию и соблюсти профессиональные стандарты. Но, повторюсь, получается не всегда. И это меня беспокоит.
В нынешних условиях, конечно, есть ряд ограничений: их ставит государство, руководство или самому приходится включать самоцензуру, чтобы соблюсти принцип «не навреди». К моей работе больше внимания, чем к комментариям простых граждан в сети, соответственно, и давление больше. Что же касается доступа: да, я могу попасть на какие-то мероприятия, которые проводит администрация, или получить комментарий от чиновников. Но вот распространение, пожалуй, более ограничено, чем у обычного жителя округа, — отмечает журналист.
«Пока я могу хоть с риском и в сильно усечённом виде нести людям полезную информацию — буду это делать»
По мнению редактора «Оскол Сити», журналистика сейчас «ужата».
— Журналистика как отрасль деятельности сотрудников СМИ максимально ужата, частные СМИ убыточны и содержатся не с целью получения выгоды, а муниципальные — не с целью распространения полной и объективной информации. Идёт то, что я в своей научной работе на журфаке называл «информационным сопровождением деятельности». А если говорить о журналистике как о том, что нам преподавали в вузе, — с этим были большие проблемы и задолго до нынешних дней, — говорит журналист.
Алексей Дёменко добавляет, что пока менять работу не планирует, несмотря на все сложности.
— Я стараюсь быть полезным людям, делать что могу в нынешних обстоятельствах. Если я увижу, что от моей работы вреда становится больше, чем пользы, или если ограничения лишат меня возможности нести свет просвещения, — буду менять или место работы, или профессию. Но пока я могу хоть с риском и в сильно усечённом виде нести людям полезную информацию — буду это делать, — заявляет Дёменко.
Журналистская солидарность — это...
— Солидарность — это взаимопомощь, взаимовыручка, готовность вместе поднять на знамёна один лозунг и вместе заниматься общей темой. Поддержать коллег в трудное время, но и всегда не упустить возможность лично высказать претензии или конструктивную критику в адрес их работы — для её улучшения. Но чётко разделяя, где коллеги правы, где есть реальный косяк. «Пусть сукин сын, но это наш сукин сын» — этого я не поддерживаю. Профессиональное сообщество должно само уметь регулировать отрасль, иначе регулировать её будут снаружи, — уверен Алексей Дёменко.
«Цензура усилилась на 80 процентов»
Таисия Мерчанская работает журналистом с 2018 года. Она писала и для «Белгородских новостей», и для «Аргументов и фактов». В 2021 году Таисия переехала в Москву и устроилась в федеральное медиа Readovka, а затем — в SHOT.
Таисия Мерчанская, фото из личного архива
Раньше Таисия регулярно писала тексты, но потом стала продюсером — искала актуальные темы, героев и передавала информацию коллегам-журналистам.
— Самое сложное — это отработка ЧП. Например, обстрелы Белгорода, прилёты беспилотников, пожары. Когда был теракт в «Крокусе», мы работали трое суток подряд без сна и отдыха. В итоге я уволилась, потому что устала. С тех пор как я начала работать журналистом, у меня ни разу не было нормального отдыха. Даже во время отпуска приходилось ездить на обстрелы (для написания материалов — прим. Ф.). Я не отдыхала около четырёх лет, сильно устала, выгорела и решила, что какое-то время не буду работать — буду отдыхать. Это пауза — я всё равно журналист: у меня есть знакомые, которые ко мне обращаются, мне приходится с ними работать, передавать информацию коллегам, с кем-то созваниваться, о чём-то узнавать, — делится Таисия.
«У нас были установки: не надо пугать людей, наводить панику»
Журналистка тоже признаёт, что после начала спецоперации работать стало тяжелее.
— Когда я работала в «Аргументах и фактах» и только началась спецоперация, было вообще непонятно, о чём можно писать: должны ли мы писать, что в Белгороде слышны взрывы, что где-то сёла обстреливают. Было тяжело, хотелось написать обо всём. Но у нас были установки: не надо пугать людей, наводить панику. Потом, когда выступил Путин, стало всё более-менее понятно, но эти сутки до выступления было непонятно, что происходит.
До начала спецоперации, когда я ещё работала в белгородских СМИ, нашими главными темами были тюльпаны, приход Гладкова (губернатор Белгородской области Вячеслав Гладков — прим. Ф.), перестройка улицы Щорса, фестиваль «Белгород в цвету», госзакупки. Обычные спокойные городские темы. Когда началась спецоперация, мы забыли об этом на полгода. Я ездила на обстрелы, приезжала в Белгородский район, где погиб первый житель, стояла у воронки, — вспоминает наша коллега.
«Когда есть актуальная тема, о которой пишут все СМИ, ты не можешь об этом не написать»
По словам Таисии, цензура в России усилилась «примерно на 80 процентов». Некоторые темы на её работе не публиковались вовсе, другие приходилось согласовывать с министерством обороны.
— Если ты видишь, что здесь какая-то странная двоякая тема, ты уже понимаешь, что она не пройдёт, её не согласуют и на это не нужно тратить время. Например, было тяжело писать про дедушку, над которым издевались украинские военные. Мы нашли его, и оказалось, что у него украинский паспорт. Но мы решили написать текст, потому что уже начали тему, и будет странно, если её не продолжим.
Когда есть актуальная тема, о которой пишут все СМИ, ты не можешь об этом не написать, никакого согласования не нужно — ты уже никуда не денешься, это проникло в актуальную повестку…
Но многие СМИ приняли, так сказать, государственную сторону, эти реалии: «Мы не хотим проблем, значит, надо подчиняться, писать вот это, а это не писать», — поясняет журналистка.
К сожалению, из-за ограничений журналисты не всегда могут поднимать значимые темы.
— Я стараюсь не смотреть глобально на нашу журналистику. Денежка есть — и хорошо. Пытаюсь не думать о том, что журналистика открывает людям глаза, помогает им. Есть случаи, когда ты действительно помогаешь, но хочется ещё как-то просвещать людей — а у нас это, по сути, запрещено. Неофициально, негласно, но запрещено. Поэтому ты уходишь в социальную журналистику.
Самое стрёмное: вот закончится [Роскомнадзор], а что дальше? Сбавят нам гайки или нет. Как у нас это будет? Будет ли, как после Второй мировой войны, когда вообще нельзя было про войну говорить — а потом, оказывается, про неё можно было говорить. Непонятно, что нас ждёт и вообще закончится ли это когда-нибудь, — переживает коллега.
Журналистская солидарность — это...
— Почти все мои друзья, знакомые, коллеги — это журналисты. У меня есть пара подруг «нежурналистов», я с ними знакома со школы, и, наверное, только поэтому они у меня остались. Так что для меня солидарность — это помогать коллегам всегда. Всегда быть на связи. Если я могу чем-то помочь, я всегда помогу. Если я могу как-то подменить, я подменю. Если нужно поработать вместо кого-то несколько часов, чтобы человек отдохнул, потому что для меня это делали, я тоже готова это сделать. Есть журналисты, которые сейчас сидят в тюрьме за то, что они старались писать объективно. Они отбывают наказания. Это вообще неправильно. Конечно, я всем сердцем с этими людьми. Хотя у меня нет знакомых, которые попали в такую ситуацию, мне очень хочется, чтобы всё это прекратилось, чтобы мы стали нормальной страной, — надеется Таисия.
«Фонарь» также обратился к Татьяне Черных, главному редактору «Аргументов и фактов», но она отказалась от беседы.
