Руководитель Ассоциации жилищных организаций Белгорода Игорь Волабуев
— Я из тех немногих, скорее всего, белгородцев, которые смотрели первые дебаты. Не буду говорить о симпатиях, но вы однозначно, на мой взгляд, были самым ярким из всех кандидатов. Не в последнюю очередь из-за вашего ответа о национальной идее страны: вы объявили её как поддержку промышленности, и вам логично заметили, что вообще-то объявленная президентом национальная идея — это патриотизм. Здесь есть противоречие?
— У меня есть некоторое недопонимание, почему наша страна не использует все свои возможности. У нас есть преимущественные природные ресурсы — такие, которых нет даже у Китая, — первой экономики мира, которая производит товары практически для всех, не имея таких природных ресурсов и возможностей, как у нас. А мы их не используем.
Что касается патриотизма, то это не только отношение людей к государству, но и отношение государства к людям. И от этого отношения тоже складывается патриотизм. Здесь, на мой взгляд, заложена всё-таки более обширная национальная идея (развития промышленности — прим. ред.), тоже подразумевающая в себе патриотизм. Она позволит дать большое количество направлений, много толчков и в повышении патриотизма, и в повышении благосостояния населения.
— Вы говорили, что идея должна исходить в первую очередь из потребностей людей. Вы считаете, что патриотизм сегодня не является потребностью?
— В первую очередь, сегодня есть потребность развивать промышленность. Сейчас для этого самое необходимое время. Введение санкций должно было вызвать скорейший рост развития промышленности, создание государственных программ. Мы привыкли, что к нам поступают товары из-за рубежа, и мы их используем в своих целях, а здесь нам закрыли многие доступы, в том числе и высокотехнологичное производство, добычу нефтегаза. У нас должен был начаться всплеск, но этого не произошло.
Второй этап — это снижение курса рубля, соответственно, снижение нашей себестоимости. Казалось бы, вкладывай — через год деньги вернутся в большем объёме, и много (средств — прим. ред.) пойдёт на секторы экономики. Опять же, медленная раскачка. А это потому, что государство отдало бизнес на самопроизвол. В последнее время предприниматели привыкли что-либо перепродавать. Были деньги за счёт продажи нефти, и они шли в бюджет, были деньги за счёт продаж в торговых центрах, магазинах — это был быстрый бизнес, который давал быструю выручку. А в промышленность, производство никто не вкладывал, потому что это долгие деньги.
— То есть в импортозамещении вы видите больше проблем, чем позитивных результатов?
— Результаты есть: в сельском хозяйстве, оборонной промышленности, но и проблемы тоже остаются. Мы ввели санкции в отношении Турции. Турция раньше была основным поставщиком текстильной промышленности. Хотя, казалось бы, создавайте внутренний рынок, вот он, в стране готов! Но у нас есть марка «Ивановский текстиль», под которой продаётся китайская продукция. Вместо того, чтобы возобновить эту народную промышленность, у нас вот такая ситуация. Это вызывает недоумение. Процедура будет налаживаться, может, 10–15 лет. А если с помощью государственных вложений в регионе будут создаваться хотя бы по одному предприятию (для того, чтобы это было примером всем), то это даст необходимый толчок.
— Вы говорили, что если Россия будет заниматься развитием промышленности, то «сможет сама вводить санкции против любой страны»…
— Почему у нас случился экономический кризис? Наша экономика зависела от иностранных товаров, так как своих нет. Возьмём, например, сборку автомобилей: многие комплектующие — турецкого производства, поэтому после введения санкций их стало не хватать. Чтобы самим производить, нужно время, чтобы научиться. Плюс себестоимость дороже. Такая зависимость нашей экономики от иностранного производства завела экономику в тупик. Иностранные государства знали, что заведут нас в тупик, — им самим это было невыгодно, но они это понимали. Когда наша продукция будет конкурентоспособной на мировом рынке, экономика многих стран будет зависеть от наших продуктов.
— А санкции зачем вводить?
— Я имел в виду не вводить, а иметь возможность.
— Я вас цитирую: «Нам необходимы государственные программы, поддержка государства. Тогда мы сможем вводить санкции против иностранных государств, эти страны будут бояться даже думать об этом».
— Сможем вводить!
— Но откуда такая враждебность?
— Враждебности нет совершенно, но в современной политике лучше бить первым и действовать пожёстче — иначе тебя сожрут.
— А российский народ вообще поддерживает это «бей первым»?
— Я считаю, что власть может быть любой, но не слабой. Исходя из национальной поддержки в Сирии, то, что транслируют (в СМИ — прим. ред.), и наши войска добиваются определённых успехов, несмотря на осуждения Запада, — всё это находит у населения поддержку. Население требует от государства побед.
— По поводу трансляции событий. Вы говорили: «Героями новостей по телевидению должны становиться предприниматели из регионов, добившиеся определённых успехов. Необходимо показывать сюжеты о том, как они добивались успехов и были примером для всех, вместо героизации массовых убийств и террористов». Сюжетов об успешных предпринимателях, наверное, достаточно на нашем телевидении, а что вы имели в виду под «героизацией»?
— Об успехах из регионов недостаточно (говорят — прим. ред.), и не совсем предпринимателей показывают. Зачастую показывают предпринимателей, которые пришли из 90-х путём приватизации и захвата государственной собственности, а вот тех, которые сами добились всего с нуля, пусть это и будет какое-то маленькое производство, не показывают.
Что касается героизации, я считаю, что СМИ немножко сошли с ума в погоне за рейтингами, чтобы показать что-то такое, чтобы люди одёрнулись. Когда, допустим, пилоты направили самолёт вниз, начали показывать личную жизнь пилота: как он занимался спортом, его личные отношения с девушками. Зачем это показывать? Называют имена и фамилии террористов, точно также рассказывают про их жизнь…
— А в чём героизация?
— Откуда взялся русский Брейвик, да и сам Брейвик? В основном они (преступники — прим. ред.) рассказывают, что они это сделали, чтобы их запомнили, и становятся героями на весь мир.
— Предлагаете не показывать новости об этом?
— Показывать кратенько, но не рассказывать о личной жизни: террорист такой-то из такого-то города; не надо показывать фотографии, где он улыбается. Он же входит в кураж, что его по всему миру показывают, — пусть он плохой, но его же все знают. Это такое человеческое свойство.
— С этим понятно. Как вы приняли решение участвовать в праймериз? Вы давно в «Единой России»?
— В «Единой России» я не так давно, с осени 2014 года, — с тех пор, как пошёл в городскую администрацию. До этого был в ЛДПР. Когда мне там предложили возглавить городское отделение, пообещали реализацию многих моих проектов. Правда, когда я занялся реальными делами, то не увидел никакой заинтересованности. Наоборот, увидел всё внутри и понял, что внутри партии не тот контингент, даже сами депутаты. Отсутствует всякое желание работать. Я не увидел себя там, поэтому занялся вопросами ЖКХ и создал независимую управляющую компанию в доме на Чапаева, 13. МУП «Городской жилищный фонд» оспаривал (наши действия — прим. ред.), пытался оспорить наше решение на общем собрании, хотя у нас весь дом поднялся, мы собрали подписи и проголосовали. Противостояние привлекло ко мне внимание, хотя я тогда состоял в ЛДПР и не мог там развиться, — такая была партия. В партии боялись, что из этого выйдет, несмотря на то, что я заручился поддержкой людей и выдвигался в Совет депутатов Белгорода. Получилось определённое давление, и я стал у депутатов просить помощи и понял, что они сами меня сливают, — лезу куда не надо, пытаюсь создать независимую управляющую компанию в сфере ЖКХ. Это привело к тому, что я вышел из партии. Как только я вышел, мне предложили работу в администрации Белгорода, предложили вступить в «Единую Россию»; сказали, что там нужны активные люди.
— Это так случайно получилось, что ли?
— Я раньше работал в Технологическом университете и свой уход обсуждал с председателем Совета депутатов Сергеем Николаевичем Глаголевым. Я знал его как человека слова. Пришёл, говорю: «Не понимаю: хочу создать управляющую компанию, а сталкиваюсь с давлением, хочу выйти из партии». Он поддержал: «Молодец, нам такая активность нужна. Может, хочешь попробовать себя в управлении ЖКХ, посмотреть изнутри?». Я согласился, и Сергей Андреевич Боженов пригласил меня на личную встречу и предложил работать.
Игорь Волабуев (второй слева) на дебатах, скриншот youtube.com
Потом мне захотелось больше не исполнителем быть, а организатором — это мне ближе. Я познакомился ближе с руководителями управляющих компаний, они предложили мне представлять их интересы — у них накопилось большое количество проблем и вопросов. Мне предложили создать Ассоциацию жилищных организаций города, чем я сейчас и занимаюсь. Я увидел изнутри систему, понял, что не всё так просто, осознал свои ошибки.
— Что значит «непросто»?
— Непросто устроена вся сфера ЖКХ. Когда мы что-то критикуем, почему не сделано это… Когда я увидел всю подноготную, я понял, откуда вообще берутся проблемы.
— Поделитесь.
— Допустим, возьмём самое большое количество жалоб — на управляющие компании. У управляющей компании по постановлению правительства есть минимальный перечень работ и услуг, который она должна оказывать, а размер платы за эти услуги утверждают собственники на общем собрании. Есть также постановление пленума Верховного суда, где говорится, что независимо от того, какой размер услуг установили собственники, управляющая компания обязана выполнять весь перечень мероприятий. Что получается? Управляющая компания выходит к собственникам; тарифы у нас, можно сказать, «социальные» — то есть недостаточные, чтобы содержать дом в надлежащем состоянии. Она выходит на общее собрание, а люди вместо большого тарифа принимают маленький, и на этот тариф управляющая компания пытается что-то содержать. Есть управляющие компании, которые и за хороший тариф плохо работают, но я сейчас говорю о большинстве случаев.
Люди жалуются — сделайте нам, например, автоматику тепловую, которая стоит 100 тысяч. Представители управляющей компании говорят: вам нужно собрать эти деньги, потому что мы — управляющая компания — работаем только за ваши деньги, а государство на это денег не выделяет. Тогда жители идут в жилнадзор, выписывают предписание и обязуют управляющую компанию сделать это. Управляющая компания снова говорит: у нас нет денег; показывает отчёт, что всё на дом потратили, и получает ответ: «никого не волнует, делайте». Что в таком случае остаётся управляющей компании? Она берёт деньги с других домов и тратит на этот дом. В таком случае о прозрачности отчётности говорить не стоит, потому что никакой директор не выйдет и не скажет: «Я взял ваши 100 тысяч и потратил на другой дом».
К чему это всё приводит? К примеру, у нас есть состоятельные теплосетевые и энергосетевые компании. Вот представьте: если их обязать предоставлять электроэнергию в определённом объёме с надлежащим качеством, а размер платы люди будут утверждать на общем собрании? Через год эти компании станут такими же нищими, как и управляющие компании.
Или есть минимальная прожиточная корзина. Если заставить магазины по приходу человека отдавать эту корзину, а платить человек будет столько, сколько он сам захочет, то магазин или обанкротится, или качество продуктов будет такое, что страшно подумать. То же самое происходит и в управляющих компаниях — отсюда такое качество. Здесь должно быть государственное регулирование каждой жилищной услуги: её качества и стоимости, чтобы всё было понятно и чётко.
— Вам не предлагали должность в региональном департаменте ЖКХ?
— Я по многим вопросам очень плотно работаю с департаментом. Мы обсуждаем, предлагаем пути решения, чтобы компании могли как-то работать, дышать. У нас есть Ассоциация жилищных организаций Белгорода, но мы работаем и на региональном уровне.
— Вы сами приняли решение участвовать в праймериз?
— Это было моё личное желание. У меня есть желание сделать что-то полезное. Когда я работал в университете, я занимался бизнесом, у меня была цель заработать денег. Я почувствовал, что могу это сделать, а затем пошёл работать в ЖКХ. Сейчас у меня нет первостепенной цели зарабатывания денег, хотя это тоже очень важно. Первая моя цель — сделать что-то важное.
Я работаю в сфере ЖКХ, и многие люди, которые даже десятки лет в ней работают, не понимают все аспекты этой отрасли. Я во многих вопросах разобрался и вижу пути их решения. Кроме себя, я не вижу, кто бы мог сделать некоторые вещи. Может, он и понимает, знает, но такого рвения и желания у него нет. У меня есть желание, способности. Я хочу.
— Глава департамента ЖКХ Юрий Галдун недавно стал девятым заместителем губернатора. Вы считаете, что у него нет рвения и знаний?
— Может быть, желание есть, но и у меня тоже желание есть. Юрий Владимирович занимает определённую должность, может решать определённые работы, но я тоже хочу расти.
— Почему он не реализует то, что предлагаете вы?
— Для решения системных вопросов ЖКХ нужен федеральный уровень. Их не решить на региональном уровне. Я обращался по многим вопросам в нашу областную думу, по некоторой части вопросов они обращались в Госдуму, и там ответили, что только примут к сведению. У Юрия Владимировича на совещаниях я тоже ставлю вопросы, что можно решить в регионе, — некоторые решаются, но многие завязаны на федеральном уровне. Мы уже находим некоторые пути…такие…
— Не совсем законные?
— Не сказать, чтобы не совсем законные, — не совсем нарушающие закон. Некоторые вопросы ставят организации в такое трудное положение, что оно может негативно сказаться на обслуживании населения. К сожалению, законодатели в сфере ЖКХ не до конца понимают, как будет реализовываться их закон, потому что большинство из них не работало в управляющих компаниях, а здесь надо понимать всё изнутри.
Митинг против закона о капремонте в Белгороде, фото go31.ru
— Как вы оцениваете саму систему дебатов? Ведь это не классические дебаты, здесь нет возможности оппонирования.
— Сами дебаты мне понравились. Мне не с чем было сравнивать — возможно, пообщаться, поспорить с человеком напрямую было бы интереснее. Но, по крайней мере, то, что произошло, — предоставленная возможность ответить на вопросы и показать свою точку зрения, — всё это мне понравилось.
— Вы знали вопросы, которые вам зададут?
— Нет. За 15 минут до дебатов мы собрались в комнатке за чашкой кофе, и один из присутствующих мне сказал, что он задаст такой-то вопрос и спросил: ничего? Я сказал: ничего. Я даже не запоминал этот вопрос, потому что на своём настрое был. Я хотел не готовиться к этому вопросу, а в ходе дебатов уловить его и в достаточно короткий срок ответить.
— Кто входит в вашу группу поддержки?
— Знакомые, друзья.
— Как вы выбираете вопросы для оппонентов?
— Один представитель, который задавал вопросы, составлял их, и я тоже составлял. Потом посмотрели и решили, какие именно вопросы будем задавать.
— Каким образом? Выбирали актуальные или искали слабые места оппонентов?
— Больше актуальность. Я не знал оппонентов, мы первый раз с ними встречались.
— Не знали Дьячкова?
— Нет.
— А Боженова? Скоча? Чеснокова?
— Чеснокова не знаю. Скоча — только по фотографии, а Боженова Сергея Андреевича — знаю.
— Как вы оцениваете уровень ваших конкурентов относительно вас?
— (долгая пауза) Не сказать, чтобы я был доволен своим выступлением… Знаете, мне не хочется обсуждать на словах — мне бы хотелось больше дел, чтобы человек рассказал о себе, что сделал. Кто-то, конечно, разговаривает хорошо — Сергей Андреевич, например, говорит хорошо, у него большой опыт. Те же, кто участвует впервые, — может, даже они с хорошим потенциалом, многое знают, имеют какую-то изюминку — но пока не научился правильно излагать и говорить.
Чего-то особенного я не увидел. Хорошо, что люди нашли в себе силы прийти, высказать своё мнение. Конечно, далеко не у всех это получается, как и у меня в первые разы. На первых встречах с избирателями всё вроде знаешь, понимаешь, а входишь в такой транс и не говоришь, чего до этого хотел сказать.
— Дебаты, по-вашему мнению, интересны людям?
— Я не увидел интереса. Всё как-то обобщённо… Если бы какие-то были конкретные действия на уровне города, области, то, может быть, было бы лучше.
— Но вы же тоже задавали обобщённые вопросы другим кандидатам.
— Да…
— Это играло против вас, ведь так?
— Я теперь приму это к сведению. Будут ещё дебаты в Старом Осколе, посвящённые ЖКХ. Я на них рассчитываю. По этой теме я предлагаю концепцию развития ЖКХ в стране, там будут конкретные вещи: снизить кворум при проведении общего собрания, потому что люди не могут фактически управлять домами, не могут собрать 50 представителей. Из-за этого многие вопросы решают за них, причём далеко не всегда в их пользу. Необходимо снизить кворум и наделить советы многоквартирного дома полномочиями, отнесёнными к компетенции общего собрания. В каждом доме есть бабушка, дедушка, которых люди знают и которым доверяют. Они им могут дать полномочия, чтобы они занимались вопросами дома. А так люди не могут собраться и принять решение, отсюда возникают проблемы, что за них эти решения принимают другие.
— Как вы считаете, ваша принадлежность к ЖКХ — это плюс или минус?
— Считаю, что плюс. Эта отрасль имеет самое большое количество проблем, а я знаю, как эти проблемы решить, просто мне надо дать возможность это сделать. Я особенно никогда ничего не просил, но сам могу всё сделать, мне нужна такая возможность.
— В заключительном слове в дебатах вы сказали, что люди должны прийти на участки в мае, чтобы «не сделали выбор вместо них». Что это значит?
— В первую очередь, люди, которые проголосовали, находятся в таком положении к тем людям, которые не пришли. Жить с этим выбором придётся всем, а голосовали только одни. Также не хотелось бы заранее обвинять, но всем известны факты фальсификаций. Я считаю, что чем меньше людей придёт, тем больше будет возможностей для фальсификаций. Если же придёт сто процентов избирателей, то бюллетеней не появится больше, чем будет людей. А вот если людей будет мало, избирательным комиссиям придётся набивать процент, чтобы не выглядеть хуже всех в России. Это всем известно.
— У нас на думских и президентских выборах была низкая явка — вы думаете, что придут на внутрипартийные?
— Не думаю, но хотелось бы, и хотелось бы сделать для этого всё возможное.
— А что вы сделаете для этого?
— Буду призывать прийти.
— Как? Во «ВКонтакте»?
— В дебатах, во «ВКонтакте», через листовки, обращения к друзьям…
— Во «ВКонтакте» у вас 110 друзей… (на момент интервью — прим. ред.)
— …использовать все имеющиеся возможности.
— Вы понимаете, что у Боженова, Чеснокова, Скоча возможностей обратиться к людям гораздо больше?
— Да, вполне. И что это меняет?
— Вы далеко не самый публичный человек, а люди будут ставить галочку напротив тех, кого хотя бы знают.
— Не все изначально были публичными. Надо с чего-то начинать. Я начал с создания группы во «ВКонтакте» и стал там публиковать определённые материалы о ЖКХ. К сожалению, интереса я не увидел, — людям хочется читать постоянные жалобы, а вот этого они не хотят.
— Парадокс получается: ЖКХ касается всех в стране, а люди обособляются от проблем?
— Парадокс даже в том, что проблемы в ЖКХ, а люди не хотят прийти на общее собрание даже для того, чтобы, если управляющая компания им не нравится, собраться и поменять её. Они только сидят на лавочках, ругаются, пишут жалобы, но собраться не могут.
— Как вы собираетесь реформировать ЖКХ, если нет народного желания изменить ситуацию, а равно и поддержки?
— Будет, всё будет. На встрече с избирателями вопросы ЖКХ находят широкую поддержку. То, что они сами организоваться не могут, — беда, но то, что затрагивает людей, волнует их… Ещё ни один мне не сказал, что у меня написан полный бред.
— Предположим, что вы не выиграете праймериз. Какие у вас планы?
— Городской Совет депутатов. Буду участвовать в выборах. Планирую создать региональную Ассоциацию жилищных организаций. Планы есть.
— То есть вы не расстроитесь сильно, если не получится с первого раза пройти в Госдуму?
— Я понимаю все реалии нашей страны. По-моему, ещё Сталин говорил: «Важно не то, как голосуют, а как считают». Если ты стремишься, хочешь чего-то, то рано или поздно это обязательно получится.
